1993: элементы советского опыта. Разговоры с Михаилом Гефтером. Глеб Павловский
Читать онлайн книгу.
из революций классического вида. Мир коммунизма. Мир необуржуазности, которая обновила классическое лицо, став субъектом трагедии. Не только потому, что ее оплодотворили, подбросив идею планового хозяйства и социального государства. Но потому, что буржуа был вовлечен в трагедию, в которой смог возродиться.
Моя главная мысль в том, что ситуация, беременная потребностью в альтернативе и не в силах разрешиться– «отальтернативиться», повела путем гибелей. Не могла не пойти, отсюда оправданность и показанность гибели. А сейчас и этот ресурс невозможен. Хотя фактически и задействован, но невозможен глобально в той роли.
Значит, альтернативность должна стать бытием, переходящим в быт, в обиход. Значит, люди станут жить ради того, чтоб другие остались непохожи на них. И им придется это понять и признать – либо выметаться с планеты.
Я понимаю. Ты говоришь о мире второго пришествия, то есть, в сущности, о мире истории. Тогда и то, что ты говоришь о «показанности убийств», тоже относится к миру истории, а не к какому-то извращенному коммунистическому сегменту. Но в какой мере можно говорить о его конце? Ведь концом бывает только появление нового?
Честно говоря, о конце нам говорить еще рано. Когда-то я твердил, ссылаясь на древних: Мир завершен, но не закончен. Но ситуация «завершен, но не закончен» – ситуация передги-бельная. Она вовсе не та, что раз мир завершен, но не закончен, его можно длить и длить.
Позвольте, ведь и раньше все строилось на завершениях. «Стой, мгновение, ты прекрасно», второе пришествие Христа, коммунизм Маркса, который не вытекает даже логически из социализма. То, что Ленин бормочет перед смертью, уже не языком Маркса, а языком черновиков его неотправленного письма к Засулич. Полумертвый человек говорил, что госкапитализм выше социализма, а его слушали и не понимали – что за бред несет наш Ильич?.. Эта коллизия «завершен, но не закончен», она трагична.
Трудный для меня пункт. Где-то во мне сидит еще тот революционный малыш и талдычит: живите делясь! Но позвольте, вы нас хотите заставить? Чистая словесность! Человека можно принудить жить в обществе равных, пока не придет апокалипсис, и только в ожидании его. Но принудить жить в обществе разных – принципиально невозможно! Мы погибнем раньше, чем комета Энке37 нас заденет хвостом. Это красиво, но это не для ХХ века.
Переведем задачу Гегеля-Кьеркегора на язык отдельного человека. Если он движется к личности – сознание уходит от него, пока он стремится обнять мир, но вернется к нему, когда миром станет он сам. Но мы-то знаем: так нормальные люди не живут! Пусть мы с тобой в рассуждениях иной раз доходим до точки самоубийства, нельзя же такое предписать людям. Значит, вопрос в том – я вынужден это в 1000-й раз повторить, – чтобы государственно и политически легитимировать разность. В том, чтобы перейти к работе различия, сделав его предметом и целью деятельности. Отказавшись от прогресса под копирку. Деятельность, переориентированная на множественность, политическая работа различия таит в себе ряд новых возможностей. Экологических в том числе.