Девять. Борис Херсонский
Читать онлайн книгу.
лáвровый венок при этом
висит дамокловым мечом,
добро, когда не кирпичом.
Итак, рифмованные строки —
как зэки, что мотают сроки,
где рифмы – тачка и кирка,
баланда, что на вкус горька,
и ритм – решеткою тюремной
гремит стопою подъяремной,
а строфы – нары вдоль стены
кошмарной лирикой полны.
Бывали дни, гремела лира
о Ленине, о деле мира,
о сеялках и тракторах,
колхозных танцах и пирах,
стахановцах в подземных норах,
и гонораров пышный ворох
стучался громко в твой карман,
нетерпеливый графоман!
Где творчества дома? И где вы,
крупнолирические девы?
Оздоровительной возни
с поэтом не хотят они!
Где бедра? Где живот и ляжки?
Лежат на пенсии бедняжки.
На полке зубы между книг.
В ушах – романс «О дивный миг!»
О дивный миг! О сладкий крик!
Был музы санаторной лик
в порыве страсти запрокинут…
О дивный мир! Жаль, ты покинут,
не слышен лиры сладкий стон,
гремит попса со всех сторон.
И стихотворная реклама
звучит средь общего бедлама.
О муза! Ты жива, старушка.
Тебе – полушка, мне – полушка,
копейку сложим мы вдвоем,
и, выпив, что-нибудь споем.
Ну что ж! Не поминайте лихом!
Под старость обернулся психом
любимец муз. Смешон удел
того, кто эту песню спел.
«чем ближе к смерти тем дальше от истинной веры…»
чем ближе к смерти тем дальше от истинной веры
жаль инквизицию отменили она бы приняла меры
на костре любовью Господней отступника грея
говорят в народе сожги марана и в прахе узнаешь еврея
поскреби россиянина и перед тобою татарин
но не огорчайся будь за все благодарен
за копейку в кепке лежащую перед безногим
за высохших старичков которые сыты немногим
за город у моря с троллейбусом и трамваем
трамваи другие и город почти что неузнаваем
небо тускнеет зато на губах любимых ярче помада
первоклашка по пальцам считает окружности дантова ада
длина окружности два пи эр но это проходят позже
любовь умирает в муках на супружеском ложе
а люди живут без любви прогорклой пропащей
каждый из нас медь звенящая или кимвал звучащий
особенно здесь у моря где притихший до лета
приморский бульвар знаменитый театр оперы и балета
платаны-пенсионеры с ободранной серой кожей
человек чудак сам на себя не похожий
надо сходить в музей поглазеть на полотна старых
мастеров не все же глядеть на натуру в стрип-барах
не все же вытаптывать травку проходя мимо врат церковных
в сизом облачке смертных страстей и мыслей греховных
«что думают старушки со скамейки…»
что думают старушки со скамейки
считающие жалкие копейки
по поводу сомнительной семейки
живущей на четвертом этаже
с их пианино старым дребезжащим
сыночком слабосильным и дрожащим
с подсвечником и вилками фраже
кто ходит к ним о чем ведутся споры
какой чумы в них затаились споры
на кухне их посуды грязной горы
все близоруки в роговых очках
все говорят с акцентом все картавы
и нет на них контроля и управы
отключишь свет читают при свечах
что думают старушки со скамейки
считающие жалкие копейки
по поводу расхристанной еврейки
с авоською идущей в гастроном
как располнела плохо ногу ставит
носком вовнутрь опять-таки картавит
и говорит на языке чудном
что думают о главном инженере
приличный человек по крайней мере
не