Котенок Господа Бога. Рождественские истории. Людмила Петрушевская
Читать онлайн книгу.
даже предьявил белорусский паспорт. Денег на обратную дорогу нет, сказал этот неподвижный памятник, потому что должны были принести денег на вокзал и не принесли. В паспорте было имя «Ганна», почему-то Нина Сергеевна это запомнила. Мама Оксаны попросила эту Ганну дойти сначала до метро, потому что холодно. На подходе к метро памятник стал тормозить и горько спросил: «Вы меня хотите сдать милиционерам?» Нина Сергеевна ответила «нет» и вдруг увидела, что у метро действительно стоят группами по двое-трое милиционеры. И сообразила, что у этой Ганны нет московской регистрации и ее и правда могут арестовать. И как-то виновато загородила Ганну от ментов. В метро она спросила, сколько денег нужно. Ганна вдруг испугалась и стала бормотать «триста тысяч», потом сказала «пятьсот тысяч», совсем запуталась, что-то посчитала в уме и произнесла наконец «триста рублей». Нина Сергеевна достала из кошелька деньги, дала требуемое несчастной Ганне, та вдруг захотела узнать адрес, чтобы выслать долг, а потом спросила, а где тут туалет и сколько он стоит. Она была, что называется, не в себе совершенно. «Меня зовут Анна», – вдруг сказала она. Нина Сергеевна тогда добавила к уже выданному пособию еще десятку на туалет и из своего пакета батон, который купила на ужин.
Триста рублей – это была треть того, что оставалось от пенсии Нины Сергеевны на целый месяц после уплаты за квартиру. И хорошо еще, что памятник не запросил пятьсот рублей, мама Оксаны отдала бы и это.
Так что мама у Оксаны была известный типаж, что и говорить, с ее широко открытыми глазами и полной верой во все, на что ей жаловались, – она кидалась помочь даже безо всяких просьб.
Короче говоря, через день они встретили на Киевском вокзале Клавдию Ивановну, суровую старушку со скорбными, сухими, горящими черными глазками. Одета она была хуже бомжихи, в какое-то грязное помойное пальто. От внука, как оказалось, не было никаких вестей. Клавдия в сидячем положении походила на фигуру деревянной святой (у Оксаны была в детстве замечательная книга о пермской церковной скульптуре). Спать ее положила вместе с собой на широком раскладном диване Нина Сергеевна (в запроходной комнатке места больше не было). Из вещей у Клавочки был уже знакомый облезлый рюкзак с одежкой из дачного домика (треники для пахоты и прополки, мальчиковые рубахи и какой-то случайный мужской бушлат), две картонные иконы и мешок яблок. Внук Миша не рекомендовал возвращаться когда бы то ни было в квартиру за вещами, и зимнего у Клавочки не оказалось ровно ничего. Она молилась незаметно, как ей казалось, разместив иконки за стеклом книжной полки. То и дело Клавочка поглядывала на них, она посылала им свои пламенные взоры отовсюду, даже из кухни сквозь стенку. Яблоки, мелкие и кислые, есть никто не стал, и Клавочка поставила их гнить под стол на кухне, не вынимая из мешка. Клавочка была убеждена, что яблоки эти зимние и еще созреют, как раз к Новому году. Это было ее единственное приданое, вывезенное с дачного участка.
Тем временем Нина Сергеевна