КГБ Андропова с усами Сталина: управление массовым сознанием. Георгий Почепцов
Читать онлайн книгу.
у КГБ был еще один интересный вариант воздействия прямо на членов политбюро работников ЦК. Это были специздания только для очень избранных. Но интересно то, что это были еще не опубликованные тексты. Именно так, получается, сквозь КГБ был запущен, например, А. Солженицын. В результате чего он становится вдруг издаваемым.
Об этом в своем интервью рассказал А. Яковлев: «Лубянка специально для ЦК выпускала то, что казалось ей чрезвычайно сомнительным. Малюсенькие такие книжки, размером с пачку сигарет, и жутко толстые. Они очень любили такой формат, полуподпольный. Я потом и „В круге первом”, и „Раковый корпус” читал как раз в этой серии. И вообще, если появлялась на Старой площади сигаретная литература – значит, что-то стоящее. „Один день Ивана Денисовича” я прочитал на одном дыхании. Солженицын? Кто такой? Узнаю: пришел к Твардовскому в „Новый мир” никому не ведомый учитель физики из Рязани, Александр Трифонович за ночь проглотил рукопись и уже утром был у помощника Хрущева – Лебедева. А уж тот то ли через Аджубея, то ли через Раду Никитичну уговорил генерального прослушать повесть. Хрущев сам не очень любил листать страницы, вот ему Нина Петровна, супруга его, и прочла рукопись Солженицына. Говорят, порой он даже плакал. А прослушав, сказал: „Очень даже нужная вещь. О злодействах Сталина партия сейчас много говорит, но вот человек сам прошел через ад, ему народ больше поверит”. И приказал распечатать для членов Политбюро. На Политбюро была жуткая драка. Самые ревностные блюстители идеологической чистоты Суслов и Шелепин были категорически против публикации. Хитрый Хрущев сидел, слушал, молчал, а когда все высказались, только и спросил: „Ну а издавать-то когда будем?”» [23].
Единственно, что все это странно в том плане, что Андропова все время подают как такого, который всеми силами уходил от опасных ситуаций, стараясь не вовлекать себя в конфликтные ситуации с членами политбюро, демонстрируя всяческое почтение старым членам политбюро. Но с другой стороны, раз был такой установленный тип коммуникации, то им можно было воспользоваться для разных целей.
А. Михайлов, работавший в свое время в Пятом управлении, так смотрит на прошлые варианты запретов и борьбы: «Факт в том, что, когда мы говорим о толерантности нынешнего строя, надо понимать, что за ней кроется полное равнодушие. Раньше были писатели, которых читало только КГБ, если издать их сейчас, то никто читать не будет, потому что они ничего собой не представляют. Однако эти люди кичились, что их не публикуют, что прессует КГБ. На деле же КГБ их прессовало за намеренное провоцирование Запада и за то, что не обладая какими-либо талантами, они хотят получить скандальное внимание. Из частного делались общие выводы, и это раздражало больше всего. Сегодня пришла толерантность, вследствие чего исчезли многие фигуры, никто не помнит, как звали всех этих людей. То, что лежало в столах в 60-х и 70-х годах, сейчас издано, только вот не получило никакого резонанса. Так же и с художниками,