А что касается Геры, то он пока никуда не уехал. Оставался здесь и последние дни коротал в посёлке Заметный. Жил он по-прежнему в доме сорокалетней алкоголички Клавдии.

          По случаю предстоящего выходного дня в её доме проходила грандиозная пьянка. А в субботнее, уже далеко не раннее утро, Граков проснулся с больной головой. Ткнул локтем в бок лежащую рядом, стонущую Клавдию, и сказал:

      – Чего, мымра, всё шило выжрала?

      – Между прочим, я не мымра. А меня Клавдией Егоровной звать.

          Пьяное существо, с большой натяжкой напоминающее женщину, открыло глаза. Морщинистая, жёлтолицая, да ещё с физиономией, украшенной синяками, Клава не только в темноте, но и при ярком свете своим обликом могла запросто напугать даже самого бравого и крутого господина не только в посёлке, но и во всём Хабаровске. Даже отважного омоновца. Здесь не преувеличение, на самом деле так.

      – Тебе вопрос повторить, мымра, или в лоб закатать? – Сказал Гера. – Ты спирт весь допила ночью?

      – А чего там было пить? Глоток оставался. Если ты такой умный, то сбегал бы к своим тёлкам, добыл бы денег.

      – Легко сказать. К Пригожей мне дорога заказана. А всё из-за тебя, старая вешалка! Ходила и по посёлку трепала, какая у нас тут с тобой… любовь.

          Они оба встали с постели. Спали в одежде, как водится в таких злачных местах, закутках и блат-хатах. Там, где пьют, там и валятся с ног. Растрёпанные, ещё, практически, пьяные. Гера открыл на окне замызганные шторы. В квартире наблюдался полный бардак. На полу грязь, пустые бутылки, окурки, тряпки.