Тропами ада. Людвиг Павельчик
Читать онлайн книгу.
с изуродованным лицом и искромсанным телом, лежала она на камне, уцелевшим глазом глядя в черное, покрытое тучами ночное небо. Садистски настроенное сознание не покидало ее, обрекая прочувствовать каждый миг истязаний, выстрадать каждую секунду извращенного унижения, ощутить каждый плевок ее озлобленных палачей в то, что осталось от ее лица. Она не надеялась на жалость и не получила ее, пройдя свой путь до самого конца и окончив его бесславно, но гордо.
Она перестала что-либо видеть, когда разъяренная Литиция вырвала ей и второй глаз, она ничего не слышала – из ушей ее текла кровь; она не чувствовала боли от выбитых зубов и сломанных ребер – нервные окончания не служили ей больше.
Наконец, Гудрун набросила ей на шею приготовленную заранее веревку, которую тут же намертво затянула, отправляя в ад бывшую подругу. Несколько минут продолжала она судорожно сжимать петлю на давно мертвом теле, пока Мария не предложила завершить церемонию.
Начался дождь, как и почти каждый день в последнее время. Осень отлично знала свои права и обязанности. Тяжелые капли за несколько секунд смыли остатки крови с импровизированного алтаря, избавив палачей от лишнего труда.
У самого камня, во влажной земле была довольно быстро вырыта яма, весьма мало походящая на могилу. По поддержанному всеми резонному замечанию Гудрун, казненная в могиле не нуждалась и обречена была сгнить, как бездомная собака.
Подталкивая ногами, изуродованное тело убитой женщины столкнули вниз, после чего быстро забросали землей, вперемешку с плевками и проклятьями. На этом все было кончено.
– А медальон, Гудрун? Ты бросила его в яму? – Мария вопросительно взглянула в лицо подруги.
– Разумеется, что за дурацкий вопрос!
– Но…
Однако, наткнувшись на свирепый взгляд Гудрун, Мария осеклась и инцидент был исчерпан.
Я
Пришло время, когда мне, сломленному и растоптанному итогами моих многолетних похождений и изможденной жажды запретного, уж не казалось более, что окружающие, близкие и родные мне люди, смогут поддерживать меня вечно, всегда сумеют понять дикость и необузданность моей морально уродливой натуры и вместе со мной испытать сладость плодов запретной вишни, что росла в моей памяти, была дико бордового цвета и разбрасывалась ягодами скорее бешено колкими, нежели сладостно-терпкими, чего так жаждало тогда мое воспаленное сознание. Прошу простить меня великодушно за столь витиеватое начало моей невеселой повести, – скоро, уверяю вас, все станет понятно.
Тогда я был почти сломлен гримасами судьбы, ее отвратительными кривляньями, практически не знающими отдыха и настаивающими на моей покорности. Даже близкие к галлюцинации запахи парфюма от чужих подушек вызывали в большей степени раздражение, нежели присущую мне некогда легкую рябь бравады по темной поверхности сознания, таящего в своей глубине пучины легковерия и водовороты необузданной веселости.
Да… Сломлен звонками любимых женщин, повествующих