Сестрёнка Месть. Максим Лагно
Читать онлайн книгу.
потом поболтаем. Надо инструктаж с бойцами провести. Я же командан – а это серьёзно, это тебе не водитель дирижабля.
– Аэронефа, – автоматически поправил я.
– Да какая разница?
– Никакой.
– Вот и я о том. У тебя всего лишь гражданская шаланда, без разницы, аэронеф она или дирижабль. Тебе статус не поможет. Видел бы ты военные дирижабли. Силища! А у тебя дерьма кусок. И название тупое. Пардон за военную прямоту.
Мусорка и лужа. Лужа и мусорка… Меня снова окунули и туда, и туда. А Люка продолжал бравировать, словно зная, как ранили его слова:
– Сейчас Женька проходит практику в эллингах Моску, разрисовывает оболочки дирижаблей. Распишет твою шаланду. Скажи, что от Люки, скидку сделает.
– Буду иметь в виду.
Продолжая держаться за сердце, я вернулся в рубку, не понимая, от какого удара оно болело: физического или духовного.
Женни… Красивое имя. Красивая Женни… И теперь вот Женька какая-то…
5
Кадетов сопровождали трое взрослых пэвэкашников. Они оценивали то, как кадеты проводят операцию по воображаемому спасению заложников. Во время погрузки эти пэвэкашники записывали что-то в блокноты, критиковали кадетов, которые неправильно что-то сделали. Хотя по мне кадеты чётко абордировали трюм, прямо как настоящие солдаты. Только операторы бес-пилотов налажали.
Потом в трюме появилась Генриетта, чтобы забрать оставленную ею на столике книгу Александра Левьена. Пэвэкашники осыпали Генриетту комплиментами. Наперебой предлагали уехать ей, то в Мизур, то в Кримею, то в санаторий заповедника Лимузен-Натурель. Предлагали «руку, сердце и кое-что ещё».
Генриетта кокетничала, позволяла угощать себя табачными сигаретками, хотя и не курила. Подозреваю, она специально забыла книжку.
Кокетство прервал Прохор Фекан. Он взял Генриетту за плечо, развернул и указал на выход. Она нахмурилась, но ушла. Ветераны обступили Прохора. А он зачем-то начал закатывать рукава рубашки. Я подумал, что сейчас начнётся драка и схватился за микрофон, чтобы прикрикнуть на них по общей связи. Но Прохор задрал рукав рубашки и показал им татуировку на своём плече. На него тут же обрушились рукопожатия и дружеские шлепки.
– Так бы сразу и сказал, что ты свой, – донеслись возгласы ветеранов.
– Три года оттоптал в «Лимузенских комбатантах», – сказала Прохор. – Да потом оставил ради… ради спортивной карьеры.
Оказалось, Прохор – бывший пэвэкашник. Вот откуда у него сабля и бесстрашие. Иисус-дева-мария, не человек, а какой-то запутанный погрузплан! Но почему он так оберегал Генриетту?
Поразмыслить над поведением Генриетты и Прохора мне мешало поведение Люки Небоходова. Он ввалился в рубку, игнорируя табличку, что вход только для судовой команды. Я едва успел убрать с экрана изображение с камер трюма. Не хотелось, чтобы он знал, как я за ними подглядывал.
– Капитанчик, – сказал Люка Небоходов. – Я военный. Каждый день моя жизнь находится под пулями врагов. Нет времени на интриги. Скажу прямо, я не собираюсь извиняться за то, что макнул тебя в дерьмо. Будешь выкобениваться