«Сатурн» почти не виден. Василий Ардаматский
Читать онлайн книгу.
только о кадрах. Он стал выкладывать свои критические соображения и по другим не менее важным вопросам. Канарис почувствовал, что выступление полковника может косвенно дискредитировать самую идею создания «Сатурна», и закрыл совещание, сказав Зомбаху, что все остальные вопросы будут им решены в оперативном порядке.
Они остались вдвоем, сели в кресла и молча смотрели друг другу в глаза. Для обоих это молчание было и красноречивым и взаимопонятным. Если не считать того, что Зомбаху не было по силам ни раньше, ни теперь разгадать темную душу своего шефа.
– Поговорить с вами предварительно у меня не было минуты, – тихо сказал Канарис.
– С Мюллером говорили? – спросил Зомбах.
– Нет. Кстати, следует объяснить, почему я его назначил. При всем том, что нам о нем известно, у него все же есть и достоинства. Он умен, цепок, любит нашу работу. А то, что вторым работником «Сатурна» я сделал человека, пришедшего к нам из дебрей Гиммлера, тактически необходимо. Ревность Гиммлера к нашему абверу прямо пропорциональна нашим успехам. Так пусть в наших успехах участвует его человек.
– Он что, до сих пор их человек? – удивился Зомбах. – Он же работает с нами уже несколько лет.
– Из гестапо никто не может уйти совсем, – улыбнулся Канарис.
– Тогда на какого черта мне эти глаза и уши Гиммлера? – разозлился Зомбах.
– Чтобы вы делали поменьше ошибок, радующих Гиммлера, – продолжая улыбаться, ответил Канарис. – Кроме того, Мюллер – большой специалист по диверсиям, и в этом качестве он хорошо дополнит вас, поэта разведки. Разговаривая со мной в отношении Москвы, Гитлер особенно нажимал на диверсионную деятельность. Помните это всегда…
Некоторое время они молчали. Потом Зомбах спросил:
– Фюрер подпишет приказ о работе армии для нас?
– Нет. Он этой проблемой попросту не хочет заниматься. Не беспокойтесь, за этой стороной дела я буду следить сам. И вообще мое заявление, что я всегда буду рядом с вами, – это не слова.
Глава 4
Самолет взлетал в абсолютной темноте душной летней ночи. Когда он стал делать разбег, на каких-нибудь десять-пятнадцать секунд вдоль взлетной полосы зажглись оградительные багровые огоньки. В момент отрыва самолета от земли огоньки погасли, и с ними исчезло всякое ощущение полета. Внизу была глухо затемненная Москва, сверху – черное небо. И только когда самолет, круто набирая высоту, пробил два слоя облаков, вверху засветились редкие бледные звезды. Рудин смотрел на них, прижавшись лицом к стеклу. Тусклая лампочка над дверью в кабину летчиков чуть освещала внутренность самолета. Смутными белыми пятнами виделись лица только тех, кто находился ближе к двери. Кравцов сидел, привалившись спиной к парашюту, и, закинув вверх голову, как будто спал. Его круглое, обычно добродушное и простецкое лицо сейчас было сердитым и напряженным. Если он спал, то видел явно неприятный сон. Рядом с ним, зажав руки между колен и подавшись вперед