А. Грин постоянно подчеркивает парадоксальность психического времени. Его крайняя усложненность вызвана даже не тем, что в психике сочетаются разные временные пласты; проблема в том, что они зачастую оппозиционны друг другу, стремятся выполнять разные задачи. «Бессознательное игнорирует время, но сознание игнорирует, что бессознательное игнорирует время; оно не осознает даже, что видимое ему время это какие-то жалкие крохи времени» [1, с. 56]. К тому же, существует напряжение между временем субъекта и временем Другого: между глубинными пластами психики и временем социума, культуры, отношений между людьми. Человек, таким образом, являет собой не одну «историю», а переплетение разных историй на разных уровнях психического, которые смешиваются, переплетаются, живут в разных ритмах. Грин сравнивает эти временные «панели» с пэчворком (лоскутным шитьем) или с плащом Арлекина, сотканным из разноцветных кусочков; однако связи между ними не образуются случайным образом, и потому могут быть даже важнее, чем сами по себе «мнесические кусочки» (следы). Противоречие между сознательным восприятием времени и его трансформацией в бессознательном настолько велико, что даже крупные психоаналитики пытались избежать погружения в эту тему: как описать бессознательное средствами сознания, как составить целостную картину психического времени, если различные его проявления настолько противоположны друг другу, что образуют постоянные парадоксы? Грин, однако, предпринимает хотя бы попытку взяться за эту задачу.

      Прежде чем ребенок начнет чувствовать время и ориентироваться во времени, он живет, по-видимому, в мире ритмических делений, в том числе ритмических появлений и исчезновений объекта. Биологические и физиологические ритмы младенца приобретают метафорическое значение благодаря присутствию Другого. Если же ритмы объекта и ребенка не гармонизуются в единое целое, если разрывы между ними и пропажи объекта слишком драматичны, тогда время остается лишено какого-либо смысла: такой ребенок не родится по-настоящему «по отношению ни ко времени, ни к языку» [1, с. 59].

      Что касается временных характеристик психических инстанций, Грин говорит о биологическом наследии в ИД и о культурном – в Супер-Эго (культурные, религиозные и прочие табу, переходящие через поколения). Кроме того, Супер-Эго отвечает за настоящее и будущее (решения в настоящем, планы на будущее), а прошлое оценивает с точки зрения того, как в нем влечения были принесены в жертву этике. Супер-Эго поэтому служит «организатором времени»: в нем сходятся все три времени и их моральная оценка.

      Травматическое