– Ну что-ж, – сказал профессор, поглаживая кончиками пальцев бок конструкта. – Значит, вот на какой путь мы свернули…

      – Что вы имеете в виду? – спросил Мирон. Профессор поставил перед ним высокий стакан клюквенного морса, и он пил его мелкими глотками. Морс был пронзительно кислым и ледяным, прямо из холодильника.

      – Всегда есть варианты, – пояснил старик, убирая ножи. – Проще говоря, какой дорогой пойдёт человечество, определяют случайности. И – отдельные люди. Такие, как ты и твой брат… Отто Ган, Фриц Штрассман и Лиза Мейтнер открыли расщепление ядра урана – и началась разработка ядерного оружия. Марк Цукерберг изобретает Фейсбук, и это даёт предпосылки к тотальному контролю населения планеты. Вирус разгоняет людей по домам – и вот перед нами Плюсы, а как следствие – Ванна… Теперь – братья Орловские. Которые впервые переместили сознание человека на электронный носитель.

      – Я тут ни при чём, – открестился Мирон. – Пусть вся слава достаётся Платону…

      – Кстати… – было видно, что старик не знает, как спросить и подбирает слова. – Ты уверен, что это, – он постучал костяшками пальцев по конструкту. – Действительно твой брат? А не просто искусная имитация, Иск-Ин, к которому Платон привил свой профиль?

      Мирон честно задумался. Может это быть программа? Искусно созданная, с встроенным умением учиться и развиваться? Практически неотличимая от человека? Может. Если её писал такой гений, как Платон…

      – Вероятность есть, – кивнул он. – Но даже если это и так, сейчас его – он тоже постучал по корпусу конструкта – здесь нет. И это меня пугает до чертиков.

      – Я, кажется, знаю, в чём дело, – вздохнул старик. – Видишь ли, монастырь окружен непроницаемым экраном, который не пропускает любые излучения. Это сделано для того, чтобы к нам не проникали Сонгоку. Призраки очень сильно влияют на чистоту экспериментов, вот мы и оградились от них высокочастотным барьером. Идём.

      Старик поднялся и взял обеими руками, как огромную коробку конфет, квантовый модуль. Уважительно задрал белые лохматые брови – конструкт весил немало – и направился к дальней, самой узкой двери. Мирон думал, что за нею – туалет, и как раз собирался спросить разрешения туда наведаться.

      Дверь вела не в туалет, а в небольшую кладовку, заваленную разным хламом. Стопки старинных журналов "Мадо" и альбомов для акварелей, перевязанных крест-накрест бечевкой, громоздились на полу, на полках, из пустых жестянок торчали пучки кистей, стояли открытые коробки с тюбиками краски…

      – Моё хобби, – пояснил профессор. – Люблю, знаешь ли, поводить кистью по влажному листу бумаги. Техника сумиё-э, слышал?

      Мирон неопределенно пожал плечами. Платон был одержим импрессионистами начала прошлого века: Шагал, Модильяни, Матисс… Но для него