Разъезд Тюра-Там, или Испытания «Сатаны». Владимир Ковтонюк
Читать онлайн книгу.
приходилось снижаться, маневрируя между двумя остроконечными пиками скал, нырять в ущелье Кубани выше по течению и рассчитывать посадку, снижаясь над рекой, тесно зажатой горами.
Но у пилотов был богатейший опыт, приобретённый на войне, закончившейся недавно – посадку они выполняли с ювелирной точностью
Мальчишки, сидя на травке неподалеку, с благоговением наблюдали, как пилоты, словно боги, выходят из «Дугласа», как звонко потрескивают остывающие цилиндры моторов, как непередаваемо красив абрис фюзеляжа и как изящно нависает над ними правое крыло со стреловидной передней кромкой.
Посадкой пассажиров всегда руководил Гогия. В этот раз к нему, подобно назойливой мухе, приставал с просьбой пропустить в самолет щупленький горбатый соплеменник.
– Если тебе так необходимо лететь, почему своевременно не купил билет? – спрашивал по-грузински Гогия.
– Пули ки ара! (Денег нет!) – отвечал жалобно горбун.
– Нельзя сажать в самолёт лишнего человека, – объяснял горбуну Гогия по-грузински. – Полет проходит на высоте четыре километра над Клухорским перевалом Главного Кавказского хребта, и малейшее превышение грузоподъёмности делает полёт опасным.
Летчики терпеливо дожидались конца перепалки. Какой может быть перегруз? Они вылетели из Сухуми с полной загрузкой самолёта и запасом горючего до Клухори и на обратный путь. И ничего. Преодолели перевал без вопросов. Половину горючего уже сожгли, что облегчило самолёт почти на тонну. А тут горбун. В самом деле, что весит тот горбун? Баран больше весит, чем горбун. Они сейчас на прогрев моторов сожгут больше бензина, чем весит весь горбун вместе с ботинками.
Но они не вмешивались, всё-таки Гогия – официальное лицо, пусть он и решает.
Гогия же стоял в самолете, полностью закрыв собой дверной проем, а горбун, глядя на него снизу вверх, на трапе. Оба они, подогреваемые южным темпераментом, отчаянно жестикулировали, громко, почти криком, доказывали на грузинском языке – один, что ему позарез необходимо лететь, а другой – что не имеет права пустить в загруженный самолет.
– Цади акед! (Иди отсюда!) Торе мовклав ахла! (А то убью!) – кричал доведенный до белого кипения Гогия.
– Шени чириме! (Дорогой!) – умолял горбун. – Мэ минда Сухумши! (Мне нужно в Сухуми)!
Наконец, терпению начальника пришел конец. У Гогия от бессилия (в самом деле, не драться же с щуплым горбуном) непроизвольно появилась на лице гримаса отчаяния, похожая на ту, что появляется перед тем, как человек начнёт плакать. И Гогия, объяснявшийся до сих пор с горбуном только по-грузински, вдруг вскинул вверх правую руку с поставленной на ребро ладонью и оттопыренным большим пальцем, и, будто взмолившись, как можно убедительнее привел последний аргумент:
– Ти щто, русский язик не понимаешь?
После этого горбун как-то сразу сник и под хохот наблюдавших эту сцену мальчишек уселся рядом с ними.
Лётчик,