Иконописец. Премия им. Ф. М. Достоевского. Борис Алексеев
Читать онлайн книгу.
конструкции… вызревало совершенно другое представление о смысле жизни и персональном назначении. Это представление с каждым днём росло, увеличивалось в объёме и наконец однажды обнаруживалось. Тогда в сознании Венедикта возникала «революционная ситуация», ум охватывало привычное беспокойство, и всё повторялось сначала. Он безжалостно рушил едва заблиставшую, готовую вот-вот «плодоносить» творческую конструкцию и тотчас принимался возводить новую.
И как бы ни приходилось тяжко чудаку и избраннику духа на новом поприще, он не отступал от задуманного, но побеждал сопротивление обстоятельств и шёл вперёд к назначенной цели.
Безусловно, подобная жертвенность заслуживает похвал, но, глядя Венедикту вслед, так и хочется упрекнуть его в житейском безрассудстве. Однако победителей, как известно, не судят.
***
Оглядывая прожитую жизнь, следует сказать, что всякая житейская ситуация, которую мы так или иначе проживали, поначалу казалась нам значительной, и даже судьбоносной. К примеру, память каждого из нас хранит бытовые размолвки с любимыми людьми, после которых возникало убеждение, что дальнейшая совместная жизнь с этим человеком невозможна. И мы помним, как со временем негатив, «очаровавший» наши ум и сердце, терял свою сакральную значимость и рассыпался под натиском добра на мелкую рябь событий, подобно морскому бризу, бегущему по поверхности глубин. Мы же, увлечённые поначалу игрой волн, вскоре переставали вглядываться в чернеющие житейские глубины и вновь радовались друг другу.
Когда читаешь «Один день Ивана Денисовича» или лагерные рассказы Шаламова, кровь стынет в жилах от глухого рыка. Это рык тех самых глубин, незаметных за внешним благополучием мирной жизни. Лагерная тема открывает для нас совершенно неизвестный «фарватер» человеческих судеб. Марианские впадины нечеловеческого безразличия и зла, которые представили нам эти элитные «океанические картографы», разят ум и сердце. Мы не готовы ни осмыслить, ни принять их как свершившийся факт нашей истории. Ведь если такое было в прошлом, значит, подобное может с той же степенью вероятности, вернее, невероятности случиться и в будущем!
В капле воды отражается сущность океана. В причудливых рельефах глубинного фарватера слышится «эхо» человеческих потрясений. Отменным литературным эхолотом был Антон Чехов. Старик Хэм обожал выстукивать на своей любимой печатной машинке «Corona 3» скупые пиктограммы человеческих поступков, напрягая внимание читателя намеренной недосказанностью, за которую он (то-то мудрец!) прятал главные причинно-следственные связи.
Поэтому приступая к пересказу очередной (нет-нет, вовсе не очередной – особенной!) человеческой жизни, автор очень надеется, что намеченное житейское путешествие доставит не только интеллектуальное удовольствие читателю как его литературному собеседнику, но незримым образом преподаст миру плод их совместных раздумий о главном назначении человеческой