Моего мужа странно возбуждает Хэллоуин. Я взяла его старый твидовый пиджак и перешила для сына, пусть изображает маленького профессора или еще какого ученого. Я даже дала ему трубку, и сын сжал ее зубами – так умело, по-взрослому, что я расстроилась.

      – Мама, – спрашивает сын, – а ты кто?

      Я не надеваю костюм и отвечаю, что я – его мама.

      Трубка падает из его ротика на пол, малыш визжит так пронзительно, что я застываю на месте. Муж кидается к нему, подхватывает на руки, заговаривает с ним негромко, снова и снова окликая всхлипывающего ребенка по имени. Лишь когда сын успокаивается и его дыхание выравнивается, я догадываюсь, в чем дело. Он слишком мал и не знает историю непослушных девочек: они требовали игрушечный барабан и изводили маму, пока та не ушла прочь, а на ее месте появилась новая мать со стеклянными глазами и деревянным хвостом – стук-стук по полу. Мальчик мой слишком мал для таких историй и спрятанных в них истин, но я неумышленно рассказала ему историю о маленьком мальчике, который в Хэллоуин впервые понял, что его мать – не его мать и становится ею лишь в тот день, когда все надевают маски. Сожаление изжогой опалило горло. Я попыталась прижать сына к себе и поцеловать, но он торопится на улицу – там уже заходит солнце и холодный туман наливается фиолетовой тенью.