Гадкий гусёнок. Татьяна Александровна Яшина
Читать онлайн книгу.
прошлого.
Наверное, мне было бы лучше, если б отец Пюи меня мучил, преследовал и ругал во всеуслышание на проповедях. Тогда мне было бы легче выносить презрение дяди Адриана.
Словом, месса – это отнюдь не самое страшное.
Куда сложнее оказалось привыкнуть к повседневному обиходу столицы: держать равновесие на скользких булыжниках, различать в уличном шуме колокольчик золотаря или заунывное пение бродячих нищих – чтобы вовремя перейти на другую сторону тротуара или хотя бы задержать дыхание, уберегаясь от смрада. Запомнить, на каком рынке можно сделать два шага в сторону от Серпентины, а где, несмотря на тычки и толчки, надо держаться у ее левого бока, оберегая висящий на поясе кошелек.
Когда были живы Гастон, Рене и Юбер, мы вместе совершали вылазки и на берег Сены, и на Гревскую площадь, и даже до королевского дворца один раз добрались. Но ничего разглядеть не успели – нас шуганули солдаты в полосатых мундирах.
Все в Париже меня пугало – слишком высокие дома, слишком большие соборы, слишком много людей, слишком шумно, слишком много запахов. Мне казалось – я никогда не смогу ходить с тем беспечным, свойственным большинству парижан видом, какой придают высоко поднятая голова и быстрая походка. Если я на улице подниму голову, сверху обязательно прилетит какая-нибудь гадость. А еще коренной обитатель столицы не замирает на перекрестках, соображая, куда нужно повернуть, чтобы попасть с улицы Бон-Пуа на дровяной рынок, в Консьержери или к Тамплю, и никогда не спрашивает дорогу. Знает, что надо держаться подальше от ограды коллежа Бове, если не хочет подвергнуться оскорблениям и бомбардировкам всякой дрянью. По привычке берет влево, не доходя до середины Нового моста, чтобы не приложиться ребрами о гранитный постамент памятника Генриху Наваррскому, ведь в толпе невозможно сразу поменять направление движения.
Настоящий парижанин не стушуется на рынке, твердо зная, у кого лучше купить телячью вырезку, у кого – черепаховый гребень, у кого – обезьянку-мармозетку. Знает он, за сколько часов надо занять место на Гревской площади, чтобы без помех насладиться колесованием разбойника в Страстную Седмицу. Знает, как быстрее добраться с левого берега на правый в день престольного праздника – по мосту Сен-Мишель, Менял, по Новому или вовсе нанять лодку, потому что многотысячная процессия уже миновала ворота Лувра.
А провинциалу придется довольствоваться взглядами свысока и наименованием деревенщины – нормандской, бургундской, лотарингской или провансальской – независимо от богатства наряда и наличия шпаги. За морем и синица птица – иной парижский нищий держит себя уверенней нормандского барона. Но боже упаси назвать деревенщиной уроженца Гаскони! У этих господ разговор короткий – раз-раз, и на кладбище! Распознавать в толпе скуластых жилистых гасконцев – еще один важный столичный навык.
В первое время мне казалось, что даже торговцы на рынке презирают меня – деревенщину пуатевинскую – настолько, что не удостоят