Галактический глюк. Алексей Калугин
Читать онлайн книгу.
минутной стрелки, занявшей строго вертикальное положение и закрывшей собой часовую – всего на одну минуту. Разве не в полночь положено выкапывать из земли клады? Разве не в полночь совершаются все самые ужасные злодеяния? Разве не в полночь начинают плестись нити заговоров? Быть может, полночь – это тот самый миг, когда можно убить даже время?
Чем была примечательна полночь в тюрьме «Ультима Эсперанца»? Тем, что ровно в полночь все заключенные должны были под надзором дежурных надзирателей делать Оллариу. Сид не сумел вразумительно объяснить Вениамину суть этого действия. Возможно, виноват в этом был сам Обвалов – когда он понял, что не получит однозначный ответ на заданный вопрос, то сразу потерял всякий интерес к проблеме Оллариу. Полночь была определена Вениамином, как срок начала воплощения в жизнь хитроумного плана, в результате которого он должен был оказаться за стенами «Ультима Эсперанца». Все прочее имело прикладной характер.
Вениамин посмотрел на часы, которые, как ни странно, не забрали при обыске. До полуночи оставалось четыре с половиной минуты. Вениамин расстегнул ветровку. С левой стороны на подкладке красовалась вышитая эмблема фирмы-производителя – золотая геральдическая лилия на серебристом фоне и алая лента с надписью «VROOM». Подцепив ногтем, Вениамин выдернул из основы серебристую нить и обернул ее вокруг указательного пальца.
Сид молча наблюдал за манипуляциями соседа по камере. Он уже пару раз пытался спросить Вениамина о том, что он собирается предпринять с целью их освобождения, но ответа не получил. Не потому, что Вениамин делал тайну из своих планов, а потому, что никакого ясного плана у него не было. Вениамин любил старый, добрый джаз времен свинга и бибопа, времен великих музыкантов, не признававших никаких правил, кроме собственного чувства ритма и восприятия музыки как непрерывного звукового потока, пропускаемого через тело. Должно быть, именно по этой причине в работе Вениамин также чаще всего придерживался импровизационного стиля. За что нередко получал втык от начальства. Но, с другой стороны, несомненным показателем успеха являлось то, что с работы его до сих пор не выгнали.
Взяв нитку двумя пальцами за концы, Вениамин натянул ее и резко дернул в разные стороны. Серебристое покрытие, оставшееся в пальцах левой руки, он щелчком сбросил на пол. Пальцы правой руки Вениамин продолжал держать плотно сжатыми, хотя со стороны казалось, что в них ничего нет.
И тут Сид чуть было не стукнул себя ладонью по лбу, сообразив, что затевает Вениамин Ральфович. Не иначе, как сосед по камере обзавелся где-то той самой мономолекулярной нитью, о которой однажды рассказывал Сиду дядя Юксаре!
– Ниточка из атомов углерода, сцепленных меж собой каким-то хитроумным способом, – говорил Юксаре, прихлебывая из фляжки самодельный джин, который сам он по непонятной причине именовал «Капитанским». – Настолько тонкая, что легко проходит сквозь межмолекулярные соединения. Во так! – Юксаре неожиданно сунул Сиду под нос палец с толстым, обломанным ногтем – почему-то средний палец, а не какой другой. – Допустим, полоснули тебя поперек