Гроза фиолетовым языком

      Лижет с шипеньем мокрые тучи.

      И кулаком стопудовым гром

      Струи, звенящие серебром,

      Вбивает в газоны, сады и кручи.

      И в шуме пенистой кутерьмы

      С крыш, словно с гор, тугие потоки

      Смывают в звонкие водостоки

      Остатки холода и зимы.

      Но ветер уж вбил упругие клинья

      В сплетения туч. И усталый гром

      С ворчаньем прячется под мостом,

      А небо смеется умытой синью.

      В лужах здания колыхаются,

      Смешные, раскосые, как японцы.

      Падают капли. И каждая кажется

      Крохотным, с неба летящим солнцем.

      Рухлядь выносится с чердаков,

      Забор покрывается свежей краской,

      Вскрываются окна, летит замазка,

      Пыль выбивается из ковров.

      Весна даже с душ шелуху снимает:

      И горечь, и злость, что темны, как ночь,

      Мир будто кожу сейчас меняет.

      В нем все хорошее прорастает,

      А все, что не нужно, долой и прочь!

      И в этой солнечной карусели

      Ветер мне крикнул, замедлив бег:

      – Что же ты, что же ты в самом деле,

      В щебете птичьем, в звоне капели

      О чем пригорюнился, человек?!

      О чем? И действительно, я ли это?

      Так ли я в прошлые зимы жил?

      С теми ли спорил порой до рассвета?

      С теми ли сердце свое делил?

      А радость-то – вот она – рядом носится,

      Скворцом заливается на окне.

      Она одобряет, смеется, просится:

      – Брось ерунду и шагни ко мне!

      И я (наплевать, если будет странным)

      Почти по-мальчишески хохочу.

      Я верю! И жить в холодах туманных,

      Средь дел нелепых и слов обманных,

      Хоть режьте, не буду и не хочу!

      Ты слышишь, весна? С непогодой – точка!

      А вот будто кто-то разбил ледок,  —

      Это в душе моей лопнула почка,

      И к солнцу выпрямился росток.

      Весна! Горделивые свечи сирени,

      Солнечный сноп посреди двора,

      Пора пробуждений и обновлений —

      Великолепнейшая