Голоса зимы. Слышна русская песня, рок-вопль,

      сирены машин, смех; все съедает вой метели.

      Из тьмы и звезд выходит Ангел.

      …Пускай вы не верите в россыпь чудес.

      Я – Ангел вот этих тяжелых небес.

      Я – Ангел вот этих холодных земель.

      В Галактике стылой застлали постель.

      В Галактике стылой, у звезд на цепи…

      Да в лагерной карагандинской степи!

      Да в черном подвале, где сохнет белье

      Близ ампул – горячее ложе мое.

      Я жил – там, где звезды по-рысьи остры…

      Сон вечный закончен. Все сны – до поры.

      Отверженных вопли ко мне донеслись

      С ночных площадей сумасшедших столиц.

      Стряхнул облака… мои ноги вошли

      В кипящую, мрачную лаву Земли!

      И я увидал – смертный ужас един! —

      Что ныне распятый – не Божий Сын,

      А баба!

      …волос рыжекудрая прядь…

      …а долго ль кресту на морозе стоять?

      И чтобы спасти эту бабу – одну! —

      На миг превращаюсь в седую Луну

      Над грешной, патлатой ее головой,

      Над раной горящей ее ножевой!

      А Площадь – плевать, видно, хочет на нас.

      Свет розанов-лиц. Полыхание глаз!

      Корзины и сумки, в которых – еда!

      …И там, над метелью, во мраке – звезда.

      Я объявляю Времени бесполезную эту войну.

      Грудью иду на Время; руки – пламенем – ввысь.

      Двумя языками огня. У вечной ночи в плену.

      Я не хочу глядеть назад. Но шепчу себе: оглянись.

      Растерянно озираюсь. Ну сказали ж тебе,

      никогда, никогда, никогда

      Не гляди назад! Там петля и яд. Видать за версту.

      Там ненависть поднесут

      В столовой ложке, лечебный твой мельхиор,

      к галчино раскрытому рту… и зубов слюда

      Блеснет беззащитно, забьешься в истерике,

      глотнешь горчайший, огненный Суд.

      Я вижу, что было.

      Бабка-призрак продает у метро

      незримые пирожки.

      Из лимузина незримого – на мостовую прыг —

      призрачная звезда.

      У нее на плечах – песцы!

      У старухи – в бельмах зрачки.

      …обе они – в черной земле. Избиты снегами венки

      На пышном надгробье, чугунном кресте:

      сизые иглы инея в холода.

      Я вижу, что есть.

      Я все еще здесь. Ни прилечь, ни присесть.

      Упасть и уснуть, а наутро – в путь,

      труд лечит, когда знобит…

      В шубу старую запахнусь. Повторю Гавриила.

      Вот вам благая весть —

      Обнимитесь, люди,

      без боязни, боли, обмана, обид.

      Я вижу, что будет!

      Люди, я никакой не пророк.

      Я просто девчонка старая,

      дышу свечными нагарами

      Страстей Господних в песцовых снегах —

      Я, Время, тебе объявляю войну,

      даю последний зарок —

      Пускай неведом будет мне

      твой бедный, последний страх.

      Снег зло, наотмашь сечет меня.

      Канкан сумеречных огней

      На Площади… новые флаги полощутся…

      колесом катится голова…

      Я, Время, храбро дерусь с тобой!

      Да все меньше в запасе дрожащих дней.

      А видишь, стою в огнях, и невидим тебе мой страх,

      и мертво ты, видишь, а я жива.

      Нам Апокалипсисом уши прожужжали…

      По переулкам вкось,