Невероятные происшествия в женской камере № 3. Кира Ярмыш
Читать онлайн книгу.
головой начинала неметь или бок отлеживался. То, что ей все же удавалось заснуть, Аня понимала по постоянным резким пробуждениям. Который час, она не знала: в камере не было окна (только круглосуточная тусклая лампочка над дверью), телефон у нее отобрали. Просыпаясь, Аня за неимением других развлечений снова и снова рассматривала стену перед собой: отваливающуюся краску, похожую на яичную скорлупу, подозрительные потеки, о происхождении которых она предпочитала не думать, надписи “Лёха”, “Бирюлево” и “Аллаху акбар”. Проснувшись в очередной раз как от толчка, Аня поняла, что теперь ей не померещилось. От пола шла ощутимая дрожь – это в метро начали ходить поезда. Так ей стало ясно, что наступило утро.
Потом стал оживать ОВД: Аня слышала это из-за своей приоткрытой двери. На ночь добрый дядечка-мент не запер ее совсем, а оставил в дверном проеме щель шириной с ладонь. Сделать щель побольше Аня не могла – ширина проема регулировалась цепью, накинутой на дверь снаружи. Аня лежала и слушала, как в дежурной части переругиваются полицейские, надрывается телефон, звенит дверной замок, шумит вода в туалете. Наконец за ней пришли и отвели в этот самый туалет – полицейский пустил ее внутрь, а сам остался снаружи подпирать дверь.
Аня попереминалась с ноги на ногу, оглядываясь по сторонам. В голову пришла сцена из фильма “На игле”, где герой вынужден зайти в “худший туалет в Шотландии”. Он явно не бывал в Тверском ОВД. Щербатый плиточный пол был покрыт жидкой грязью, с бачка свисала ржавая цепь, к унитазу, являвшему собой дырку в полу, Аня передумала приближаться. Пошумев водой для вида и не притронувшись к раскисшему обмылку на грязном бортике раковины, она вышла. Полицейский отвел ее в камеру.
Время тянулось безнадежно медленно. Дверь на этот раз закрыли плотно, сквозь нее не доносилось ни звука. Аня шарила взглядом по стенам, еле различимым в темноте, но это было сомнительное развлечение. Мысли еле ворочались в голове, тяжелые и громоздкие от недосыпа. Аня не знала, сколько так просидела. Ей казалось, что даже сердце у нее стало биться медленнее, а сама она начала погружаться то ли в медитацию, то ли в анабиоз. Когда дверь открылась и в камеру вошел полицейский, Аня вздрогнула от неожиданности и не сразу сообразила, что происходит.
Ее вывели в дежурную часть и усадили на лавочку рядом с грустной цыганкой, пьяным парнем и мужиком с подбитым глазом. Дядечка-мент, который вчера любезно оставил дверь приоткрытой, достал из шкафа коробку с ее личными вещами. “Собирайтесь, сейчас в суд поедете”, – сказал он. Аня включила телефон и быстро просмотрела сообщения, надела ремень и принялась зашнуровывать кроссовки. Шнурки у нее тоже отобрали перед тем, как отправить в камеру на ночь.
– Да вы особо не старайтесь, – понаблюдав за ней, посоветовал мент. – Вы же на суд едете.
– А что, разве в суд нельзя со шнурками? – удивилась Аня.
– Можно, но вам потом в спецприемнике опять расшнуровывать придется, – заботливо ответил полицейский. Аня была тронута его прямотой.
В суде время пошло неожиданно быстро, хотя Ане хотелось, чтобы наоборот: тут наконец-то было светло, свежо, просторно, друзья принесли ей кофе и салат цезарь, телефон больше не отбирали. Судьей оказался суровый седовласый мужчина, опечаливший Аню своей пунктуальностью: заседание началось без опозданий, перерывы длились ровно столько, сколько он объявлял. Это, впрочем, вселяло и некоторую надежду. Казалось, что если человек выглядит строгим и неприступным как скала, то и решения он должен выносить беспристрастные и справедливые.
Анино преступление заключалось в том, что она подвернулась под руку омоновцу на митинге – ее выдернули из толпы и запихнули в автозак. В автозаке было весело и жарко. Кроме Ани, внутри оказалось еще много задержанных, все они переговаривались, шутили и смеялись – атмосфера скорее походила на праздничную. Аня попала в автозак впервые и считала происходящее настоящим приключением. Приехав в ОВД, она не сомневалась, что их быстро отпустят. Ее вместе с остальными посадили в актовый зал – большую комнату, похожую на школьный класс, с рядами кресел. Возле одной стены стоял стол, похожий на учительский, над ними висел портрет Путина (справа), Медведева (слева) и российский флаг посередине. Людей, задержанных с Аней, подзывали к столу по одному и после подписания каких-то бумажек отпускали. За окном постепенно темнело, но Анина очередь все не наступала. Наконец она осталась одна – на улице уже сгустилась непроглядная тьма, электрическая лампа под потолком противно гудела. В зал вошел полицейский и сказал, что Ане придется остаться на ночь в КАЗе – это расшифровывалось как “камера административно задержанных”. Аня не поняла, почему оставляют ее одну, и начала спорить. Полицейский сказал, что в отличие от остальных у нее более тяжелая статья и до суда Ане придется остаться в отделе.
Лежа в КАЗе на полу, было трудно представить, что все закончится хорошо и быстро; но здесь, в суде, где оказалось так чисто и опрятно и даже туалет запирался на щеколду, Анина вера в счастливый исход окрепла. Когда судья предложил ей выступить, она даже немного застеснялась его клеймить. Подумала: вдруг он собирается отпустить ее на волю и она невзначай обидит хорошего человека. Выслушав ее, судья удалился в совещательную комнату