Тропинка начиналась за небольшой деревянной калиткой, запертой на висячий замок. На калитке красовалась потрепанная табличка: «Выход на тропу закрыт в целях общественной безопасности».

      – Что ж, – сказал он себе, – думаю, для меня полиция сделает исключение. – И с легкостью перелез через препятствие.

      Тонкая линия тропинки разделяла две непреодолимые стихии: слева тянулась густая кайма колючего дрока и нежного вереска – покачивая головками под дуновением легкого бриза, желтые и лиловые цветы разыгрывали нечто вроде кукольного спектакля о борьбе добра и зла, – и так до самого края утеса, за которым, далеко внизу, поблескивала в лучах солнца океанская гладь. Справа же поднимался крутой склон ярдов пяти высотой, а над ним на заросшем гребне холма то тут, то там виднелись деревца.

      Скалистый обрыв по левую руку был скрыт от мистера Брауна, но точно такой же можно было видеть в сотне ярдов впереди, где тропа сворачивала к морю. Там могучая громада белого камня, испещренная серыми крапинами, кое-где покрытая почти алыми пятнами, спускалась к яростно ощерившимся буграм черных скал. «Не самое удачное место для приземления», – подумал он.

      Накануне он расспросил Уайлда о том, как выглядело тело миссис Аллен: шея была сломана, глаза заплыли и почернели. Из правой руки был выдран кусок плоти, четыре ребра, тоже справа, раздроблены ударом о камень, вероятно, подводный, поскольку следов крови нигде обнаружить не удалось.

      Полицейским пришлось грести вдоль утеса на деревянной лодчонке и при помощи весла и сети вылавливать тело из воды.

      – В защиту Фойла надо сказать, – заявил инспектор Уайлд, – что мы могли бы вовсе не найти ее, не подними он тревогу так быстро. Однако, если бы он не сделал этого, то навлек бы на себя подозрения, верно?

      Мистер Браун шел по тропинке со всей возможной осторожностью. Покрытый кустарником край обрыва и затененный склон были усеяны всякой всячиной: рекламными проспектами, окурками, разнообразными продуктовыми обертками, – однако ему не удалось обнаружить ничего обличительного среди безмолвных обрывков нечитаемого мусора. А земля была слишком твердой, и следов на ней не осталось.

      Тем не менее через каждые несколько ярдов он останавливался и тщательно осматривал тропу с обеих сторон, набалдашником трости то приподнимая, то надвигая на глаза шляпу, в зависимости от того, куда поворачивался – к молчаливой тени под откосом или к внезапно оглушающей синеве океана.

      Пару минут спустя он набрел на небольшой темный камень необычной формы, лежащий прямо посреди тропы. Он наклонился, чтобы рассмотреть его, и покачал головой. Это был нетипично сухой кусок собачьих экскрементов. Ударом трости мистер Браун сбросил его в море и проследил, как тот несется навстречу своей гибели, а потом обернулся, взглядом ища миссис Эпштейн и размышляя, не гуляла ли ее собака по тропе в момент происшествия.

      И только тут он осознал, как круто и при этом незаметно виляла тропа, начиная с того места, где он перелез через калитку. «Белый камень» скрылся из виду, а вместе с ним и миссис Эпштейн.