Фантасофия. Выпуск 6. Трэш. Коллектив авторов
Читать онлайн книгу.
не нравятся некоторые законы, например, закон тяготения или закон Кулона. Целые науки я ненавижу: физику, геометрию, природоведение, и я велел бы сжигать все книги, все до одной, – вытаскивать их из домов, из библиотек и сжигать, покуда не останется один только хрупкий пепел. Хочешь еще? Я ненавижу этот мир совсем, как он есть, от мельчайшего муравья до заоблачной звезды, до небесных тел, и легионы демиургов, и Силы, и Престолы, и Херувим, и Офаним… О-го-го, если бы ты знал, как я ненавижу Его Самого! Существуй нечистый, я продал бы ему душу просто так, назло, да ведь нету ни души, ни нечистого. Знаешь, в чем величайшая загадка мироздания? Знаешь?
– Нет, – признался Сыроедов, теряя терпение.
– В том, что правы материалисты, – и писатель закрыл лицо руками, как будто плакал.
Так они оба долго молчали. Потом Сыроедов сказал:
– Ты совсем пропал, это уже не шутки. С тобою с таким дело плохо. Что случилось за эти годы, почему ты так сдал? Когда-то, наверное, ты был совсем другим.
– Не помню, – всхлипнул писатель, – ничего не помню. Вроде бы, я долго болел, потом пришел в себя посреди больничной палаты, но оказывается, что пока я был болен, пришла пора умирать. Ты хоть что-нибудь понимаешь в этой жизни?
– Я считаю, Бог есть, – подумав, ответил Сыроедов. – А ты – горький пьяница. Разве можно напечатать то, что ты мне принес? Эти листочки вдоль и поперек исписаны бредом.
– Только в жару и в бреду может жить человек! – заорал в ответ писатель. – Иначе как ты объяснишь, что происходит со мной, почему я не нахожу себе места? Разве я виноват, что у меня есть душа, пусть даже я в нее не верю? Кто сделал так, что меня трогает музыка Моцарта и Шостаковича? Из-за кого, из-за чего мне не дает покоя какой-нибудь оттенок заката, или узкая улочка, усыпанная палыми листьями, или «Охотники на снегу»? Почему мне сплошь интересно то, мимо чего другие люди проходят, не замедляя шаг? И поэтому ничто, ничто из обычных радостей и наслаждений жизни не идет ко мне в руки, и я стал хуже самого последнего…
– Не ври, что отличаешься от других, – возразил Сыроедов. – Ты просто взвинченный тип, и свою жизнь ты свел с ума. Есть простые вещи, о которых нужно думать каждый день, иначе каюк. И потом, разве не о чем писать? Ведь те люди, за счет которых существует наш журнал, разве они хотят, чтобы ты их так… макал… во все щели? Найди другую тему, возьми себя в руки, будь умнее.
– Хочешь, я напишу о том, что Гоголь видел черта? – вдруг живо спросил писатель. – Серьезно. Потому и в религию ударился и уморил себя голодом. Целую книгу про черта, которую потом сжег. Совсем не второй том «Мертвых душ», как учат в школе, а книжку про черта.
– Ну, это уже ни в какие ворота, – безнадежно махнул рукой Сыроедов, – это уже совсем.
– Не веришь? – взвился писатель. – Я тебе сейчас докажу, у меня все материалы с собой, я ношу их в голове, чтобы не показывать чужим…
– Ой, хватит с меня, хватит! – перебил его Сыроедов и совершенно остервенел. – Хватит с меня этого, уйди, не мучь. Уйди, выйди отсюда! Как ты стал таким? Чем я могу тебе помочь?
– Помолись за меня, – тихо