Содержимое сумы состояло из трутницы, матушкиного плаща, короткого ножа, миски и книги. Спали Джон с матерью в громадном очаге, завернувшись в плащ и прижавшись друг к другу. Пили они из ручья, протекавшего по древнему каменному желобу за руинами. По другую сторону ручья обнаружились заглохшие грядки и растения, каких Джон не видел никогда прежде: высокие клейкие папоротники, густые шипастые кусты, пучки длинных серо-зеленых листьев, обжигающих язык. Забравшись глубоко в заросли, он отыскал растение, чей аромат призраком витал среди деревьев, сладкий и смолистый. Джон опустился на колени и уткнулся в него носом.

      – Это сильфий. – Мать стояла позади него. – Он произрастал в первом саду Сатурна.

      Она показала Джону самые древние из окрестных деревьев, с узловатыми стволами, обволоченными серым лишайником. Некогда здесь росли и пальмы, сказала она. Теперь от них даже пней не осталось.

      Каждый день Джон покидал убежище в очаге и отправлялся рыскать в заброшенных садах Беллики. Чуткий нюх вел его через лес. На полянах близ каштановой аллеи росли извилистыми полосами поручейник, смирния и ракитник. Джон гонялся за кроликами, лазил на деревья в поисках птичьих яиц. Он возвращался с семенами мальвы или каштанами, которые они с матушкой растирали в муку, замешивали с водой и запекали на палочках. Позднецветущие сады давали крохотные яблоки, красные с золотыми полосками, твердые зеленые груши и кислые желтые вишни. Но каждое следующее утро было холоднее предыдущего. Каждый день Джону приходилось уходить все дальше в лес в поисках пропитания. Каждый вечер они с матерью ложились спать со сведенным от голода желудком.

      Когда ударили первые морозы, земля промерзла. Матушка днями напролет лежала, съежившись в комок, в самой глубине очага, подле мерцающего костерка, и беспрерывно кашляла. Каждое утро Джон разбивал миской толстую корку льда в желобе. Влажная одежда липла к телу, холод и голод сливались в одну всепоглощающую муку.

      Весной сойдет снег, дороги снова откроются, говорил он себе. Тогда они с матушкой отправятся в Каррборо или Саутон. Но однажды по возвращении из леса он обнаружил, что мать стоит на коленях снаружи очага, сгорбившись, словно зверь над добычей, и земля перед ней забрызгана кровью. Уставившись на алые пятна, Джон почувствовал холод иного рода: идущий изнутри и леденящий сердце.

      – Что же нам делать? – спросил он позже вечером.

      Вместо ответа, Сюзанна в очередной раз достала книгу. Слабые руки тряслись, с трудом поднимая тяжелый том.

      – Я обещала научить тебя.

      – Ты говорила, что наше место здесь, – напомнил Джон.

      – Так и есть.

      Матушка раскрыла книгу, и он опять увидел кубок, заполненный словами – тремя текстами, написанными разными почерками, один поверх другого. Исхудалые пальцы пробежали по виноградным лозам, оплетающим кубок.

      – Это был первый сад, – сказала Сюзанна.

      – Рай, – уточнил