– Реинкарнация, – говорил ей доктор Келлет. – Ты что-нибудь об этом слышала?

      Десятилетняя Урсула помотала головой. Она вообще мало о чем слышала.

      Доктор Келлет практиковал в красиво отделанных помещениях на Харли-стрит. Урсулу он принимал в кабинете, облицованном светлыми дубовыми панелями, с пушистым красно-синим ковром на полу и двумя большими кожаными креслами по бокам от настоящего камина. Доктор вышел к ней в твидовом костюме-тройке, с массивными золотыми часами в кармане жилетки. Пахло от него гвоздикой и трубочным табаком; он напустил на себя радостный вид, как будто им предстояло подрумянивать лепешки на открытом огне или читать увлекательную книгу, а сам без обиняков спросил:

      – Итак, мне сообщили, что ты хотела убить горничную, это правда? – (Ах, так вот почему я здесь, мысленно отметила Урсула.) Он напоил ее чаем из удивительного сосуда, стоявшего в углу кабинета и называемого «самовар». – К России я не имею никакого отношения, мой родной город – Мейдстон, но до революции я побывал в Санкт-Петербурге.

      Подобно Иззи, он обращался со всеми как с равными или, по крайней мере, делал вид, но на этом сходство заканчивалось. Чай оказался совершенно черным и таким горьким, что пить его можно было только с большим количеством сахара и с печеньем из жестяной банки, стоявшей между ними на маленьком столике.

      Доктор Келлет стажировался в Вене («где же еще?»), но далее пошел, говоря его словами, собственным путем. Он не считал себя чьим-либо последователем, хотя учился «на опыте всех учителей». «Продвигаться вперед нужно постепенно, – говорил он, – осторожно прокладывая дорогу сквозь хаос наших мыслей. Собирать воедино разделенное „я“». Урсула не могла взять в толк, что это все значит.

      – Так что там с горничной? Ты действительно столкнула ее с лестницы?

      Вопрос был задан в лоб и никак не согласовывался с необходимостью продвигаться вперед постепенно и осторожно.

      – Я не нарочно.

      Урсула не сразу поняла, кто такая «горничная»: