.
Читать онлайн книгу.
го курьера. Пернатый странник приближался со стороны нашего тыла и направлялся в сторону австрийских позиций. Боков вскинул винтовку. Первой своей пулей он метил в голову птицы, но, кажется, не попал, ибо голубь продолжал лететь, только стал уклоняться в сторону. Можно было подумать, что умная птаха сумела оценить всю степень грозящей ей опасности и старалась облететь стрелка стороной. Она уже находилась почти над нашими окопами. Менее опытный стрелок посчитал бы дело безнадежным.
Но Боков быстро передернул затвор и снова начал целиться еще до того, как вылетевшая дымящаяся гильза упала к его ногам. Теперь он пристроил мушку прицела примерно посередине трепещущего в воздухе тельца птицы и, сосредоточившись, стал ровно, с безупречной плавностью давить на курок. Винтовка снова дернулась в руках.
Еще мгновение Иван сомневался, но вот от голубя полетели перья, и он стал падать, точно тряпка. Боков, не раздумывая ни секунды, перемахнул через бруствер. Уже на бегу, не оборачиваясь, опытный солдат велел своему молодому напарнику оставаться на месте.
Голубь упал шагах в тридцати от наших окопов, вблизи проволочных заграждений. Но и до австрийских позиций отсюда тоже было рукой подать. Быков рассчитывал, что ему удастся понахалке схватить свой трофей и вернуться раньше, чем противник опомнится и откроет по нему огонь. Когда ефрейтор подбегал к голубю, тот был еще жив: трепыхался, поднимал крыло.
Но едва Боков поднял с земли окровавленное теплое тельце, как со стороны австрийцев послышались хлопки одиночных винтовочных выстрелов. Это часовые в неприятельских окопах заметили русского на ничейной земле и подняли тревогу. Поблизости от Бокова прожужжали несколько пуль. Затем ухнула трехдюймовка. Над головой смельчака с густым воем пронесся снаряд. Впрочем, этот начиненный взрывчаткой «чемодан» предназначался не одинокому смельчаку, шныряющему по ничейной земле. Таким образом только севшие ужинать австрийские офицеры демонстрировали свое недовольство русским командирам, нарушившим заведенное меж ними джентльменское правило: не беспокоить друг друга после определенного часа.
Не мешкая более ни секунды, солдат припустил к своим окопам. Он едва успел запрыгнуть в траншею, как за спиной у него сердито застрекотал «проснувшийся» пулемет.
Шагая, пригнувшись, по траншейным переходам, Боков еще издали, услышал тихий звук граммофона. На него потянуло дымком с аппетитным ароматом жареного мяса – запахом фронтового благополучия. За очередным изгибом траншеи ефрейтор наткнулся на поручика Петра Гурдова, цветущего вида мужчину сорока двух лет. Гурдов являлся помощником командира роты и должен был обо всем тому рапортовать.
Гурдов служил в армии уже восемнадцать лет, но лишь шесть из них офицером. Выходец из унтеров, он хорошо знал все тонкости пехотной службы и представлял собой тип офицера «армейский служака». Как кадровый военный, Гурдов воевал с первых дней войны.
Новый же командир роты, которому Гурдов подчинялся, пороху не нюхал совсем. Только по причине того, что в первые два года кровавой бойни русская армия лишилась цвета своего кадрового офицерского корпуса, на передовую – в окопы – стали попадать отставники из придворных гвардейских полков, штабные теоретики, а также призванные на службу из запаса штатские и зеленые юнцы – выпускники ускоренных офицерских курсов…
Гурдов внимательно выслушал доклад ефрейтора и осмотрел птицу, однако привязанное к ее лапке послание отвязывать не стал, предоставив это почетное право командиру роты.
Когда ефрейтор вслед за поручиком вошел в офицерский блиндаж, он увидел намыленного командира роты штабс-капитана барона фон Клибека, сидящего в большой ванне. Эта походная офицерская купальня, сделанная из отличного чугуна, всегда следовала за ротой в обозе. Обозники называли ванну «гаубицей» за огромный вес и – по старой памяти – за бесполезность в бою – в армии еще не забыли страшный снарядный голод первых лет войны, когда русские пушки не могли отвечать на ураганный огонь неприятеля из-за удручающего снабжения боеприпасами.
Стоящий над бароном денщик с георгиевским крестом на груди по команде штабс-капитана подливал в остывающую воду кипяточку из большого медного чайника и рассказывал о солдатском житие:
– А в четырнадцатом году, конечно, сытнее жилось. По фунту мяса в день отваливали на рот, да по четверти фунта сала, хоть брюхо лопни. Зато в штыковую ходили на бодром «ура». В рукопашной немцам да австриякам с нами было не сладить. Да-а… широко жили. И воевать силенок хватало, и по бабам бегать. И мысли в голове веселее были.
– А теперь, выходит, не так весело стало? – спросил своего денщика намыленный командир роты.
– Да какое уж там веселье, ваше благородие Отто Федорович, – на перловке-то, на пшенке, да на плесневелых сухарях! Хоть бы кашу салом заправить, – вздыхал за товарищей совестливый вестовой. Сам-то он, служа при офицерах, не прозябал на скудных харчах. Однако за своего брата-окопника переживал и надеялся открыть глаза ротному на тяжелое положение вверенных тому солдат.
Штабс-капитан фон Клибек прежде служил в гвардии в Петербурге. В 1913 году перед самой