Еще не вечер. Николай Леонов
Читать онлайн книгу.
преступления отец не совершал.
Что теперь поделаешь, убили и убили, двадцать миллионов погибло, чего об одном слезы лить? Паспорт у тебя, парень, есть, метрику с позорным прочерком никому показывать не надо, тебе еще вместо отца и справку, написанную фиолетовыми чернилами, с гербовой печатью выдали, дорога перед тобой светлая, шагай. Человек – сам творец своего счастья.
Володя Артеменко зашагал. С товарищами-студентами поехал на целину. И сегодня, спустя больше тридцати лет, он вспоминает иногда владевший всеми подъем и энтузиазм, сутки без сна, скользкие от пота рычаги комбайна, непроходящую боль и усталость в теле, костры и песни. А вот чего он никогда не может забыть, так это ту осень, когда они, молодые, гордые, возмужавшие, считавшие себя победителями, увидели, как гибнет выращенный ими хлеб.
Целина была их Великой Отечественной, проверкой молодого поколения. Казалось, они достойны отцов, выстояли и победили. Хлеб, убранный бригадой Артеменко, не вывезли, он остался гнить. И Артеменко долго виделись горы гниющего зерна, за которое он заплатил щедро, не торгуясь. Сколько было у него в ту пору сил, столько и отдал. А над ним просто посмеялись, обманули. С газетных страниц рапортовал комсомол: с заданием партии справился, планы перевыполнены. А Володя знал, что это обман, и впервые понял, что прав был Козьма Прутков: «Не верь написанному».
Володя вернулся в Москву, узнал, что мать похоронили месяц назад, что ему слали телеграммы, которые его не нашли. А может, телеграммы потеряли, а то и вообще забыли передать. Так он остался один в двенадцатиметровой комнате, девять семей в квартире со всеми удобствами.
Культ личности был всенародно развенчан, Сталина клеймили, возмущались, негодовали. Володя Артеменко помалкивал, наблюдал. Без любопытства, но как-то отстраненно отметил, что шумят и воинствуют люди, которых культ напрямую, непосредственно не коснулся.
В семьях же, которые культ переехал, отрезал кусок, только вздыхали, заглядывали в семейные альбомы, доставали и рассматривали потускневшие фотографии. И будто успокоились: отцов не воскресить, детям надо жить. Как фронтовики говорят о войне лишь друг с другом, так и родственники погибших в лагерях не ведут бесед с посторонними, да и между собой нечасто. Обмолвятся несколькими словами и замолчат, словно человек, касающийся дрожащими пальцами старой раны, которую страшно разбередить.
Артеменко получил диплом, стал работать следователем в районной прокуратуре, оклад получал небольшой, жил бедно и однообразно. Скучно женился и скучно развелся, детей, слава Богу, не нажили.
Сейчас, вспоминая свою молодость, время, когда жизнь вокруг бурлила, все призывали к свободе и обновлению, он себе удивлялся: почему он тогда будто задремал?
А время шло. Хрущева сняли, выяснили, что Америку по всем показателям завтра еще нам не перегнать, кукуруза нужна, но расти во всех климатических зонах не хочет и, видимо, не будет, о коммунизме, который должен наступить в восьмидесятом, громко говорить перестали, а новых сроков не установили.
У