Когда ударят в барабаны стекляннощёкие

      арапы,

      для ночи мы взобьём перину, и перестанет

      небо плакать.

      Кобыльим млеком напоённый,

      простор степной угомонится,

      и люди снова сбросят кожу и остановят

      свои лица.

      Раскроют вечной тьмы порталы

      четырёхрукие колдуньи,

      песок забот рассыплет время в резервуары

      из латуни.

      Улыбка лунная игрива, как апельсин в руке

      гориллы,

      ковёр из моря вышивала, дорожку феям

      озарила.

      И будет ветер спать на волнах и слушать

      смех зубастой рыбы,

      мерцаньем звёзд ночных наполнит

      и завереньем,

                      что мы живы.

      На кухне вилки и ножи покажут час,

      в пустынном зале слон исполнит танец,

      а в спальне одеяла ещё помнят нас,

      глаза мои в ночи как горный сланец.

      Взлёт стрекозы на стенке невысок,

      гораздо выше люстры и гардины,

      а ангел просит света на глоток,

      уходят в море снов гардемарины.

      На потолке танцуют блики от машин,

      на окнах замерли полки сомнений,

      на занавесках серой сталью субмарин

      блестят остатки сломанных империй.

      Вот мост Риальто – каменный цветок,

      дворцы из ткани в сердце гобелена,

      концы всех дел завязаны в моток

      и моря крик отчаянный и пенный.

      Кровать, как мост меж двух больших

      миров,

      вчера и завтра связывает гений.

      Ковры, как пастбища невидимых коров,

      и потолок – держатель сновидений.

      Бессонный глаз мой видит моряков,

      небесных ангелов, зовущих мою совесть,

      идущих на смерть боевых быков

      и видит неоконченную повесть.

      Фарфоровое море

      на солнечном просторе

      несёт свою волну

      ко всем пшеничным далям

      без рельсов и сандалий

      в далёкую страну.

      Где одинокий парус

      как бусинка-стеклярус

      стремится в никуда,

      где ярким светом светит

      и днём, и на рассвете

      пленённая звезда.

      Там в бочке из-под краски,

      как из волшебной сказки,

      свет радугой истёк,

      а парус рвётся дальше,

      без грусти и без фальши

      по курсу на восток.

      Прорежет он пространство

      разврата и мещанства,

      он лёгок и смешлив,

      на деревянном блюдце

      играют и смеются

      вне времени и смут.

      И солнечные ставни

      раскроют счастью плавно

      дорогу в облака,

      и грянет песня ветра

      из синего конверта,

      просторна и легка.

      И таял снег,

      слезился старый лёд,

      небесный свет глядел и улыбался,

      в