Князь Гвидон тот город правит,

      Всяк его усердно славит;

      Он прислал тебе поклон,

      Да тебе пеняет он:

      К нам-де в гости обещался,

      А доселе не собрался».

      Тут уж царь не утерпел,

      Снарядить он флот велел.

      А ткачиха с поварихой,

      С сватьей бабой Бабарихой,

      Не хотят царя пустить

      Чудный остров навестить.

      Но Салтан им не внимает

      И как раз их унимает:

      «Что я? царь или дитя? —

      Говорит он не шутя: —

      Нынче ж еду!» – Тут он топнул,

      Вышел вон и дверью хлопнул.

      Под окном Гвидон сидит,

      Молча на море глядит:

      Не шумит оно, не хлещет,

      Лишь едва, едва трепещет,

      И в лазоревой дали

      Показались корабли:

      По равнинам Окияна

      Едет флот царя Салтана.

      Князь Гвидон тогда вскочил,

      Громогласно возопил:

      «Матушка моя родная!

      Ты, княгиня молодая!

      Посмотрите вы туда:

      Едет батюшка сюда».

      Как видим, главная потребность – общение с родителем, а вернее – забота о матери, которая теперь сможет увидеться с мужем, – выше, чем потребность самовыражения у Маслоу.

      Прости, Александр Сергеевич, – так как в сказке обнаруживается явное противоречие – первый раз белка скорлупки складывала аккуратными стопками, – а тут двор ими усыпан, как скорлупками у невоспитанных любителей семечек. Вероятно, фраза «засеян двор большой» – опять для не нашедшейся подходящей рифмы, простим гения – тогда не было в Интернете сервиса по поиску нужной рифмы (а мы в два клика используем поиск и… секундочку… получаем без усилий: белка стопочки кладет – и на слуг своих орет, не Пушкин, конечно, но тоже в рифму).