18/30 Ноября 1886.

      Вчера написанное – одно малодушие. Нашей нетерпеливости хотелось бы, чтобы перед нашей секундой бытия сейчас же и развернулся весь план судеб Божиих. Вероятно, во всем есть смысл, что намеренно сам человек не ставит в противоречие разуму Божию. Ведь я же не для себя, не по самоволию поехал в Японию, а мне хотелось сделать какое-то добро, – так отчего же не положиться на волю Божию? Вероятно, и моя жизнь имеет какой-нибудь смысл и какую-нибудь пользу, ну хоть бы даже ту, чтоб показать, что в России нет миссионеров. Если в простой былинке, которую мы небрежно растаптываем, все-все клеточки имеют свое назначение и приносят свою… пользу, то человек неужели бессмысленнее и захудалой клеточки? Подумал бы так, значит уже разом отказался бы от всякой логики и всякой веры. Итак, нужно… стоять на посту и спокойно делать, что под рукой, не заботиться о прочем: мы рабы – Хозяину виднее, Он пусть заботится! Но и небезучастно относиться к своей службе, как то делают дрянные рабы, – а влагать сердце и душу в нее, – но спокойно, от неудач не опускать голову и руки, от удач не поднимать выше обыкновения голову и не давать пульсу биться сильнее, Хозяин-то правит ладьей жизни нашей, – и, затишье ли, быстрое ли теченье, – все это Его дело, а наше – спокойно грести, не выпуская весла, пока смерть не выбьет его из рук. Ныне мало верится в обращение Японии в Православие; слишком уж много здесь протестантских]