Европейцы (сборник). Генри Джеймс
Читать онлайн книгу.украшавшего ее веранду розового куста, машет, жестикулирует, мечется взад и вперед на фоне замутненного моросящим дождем неба. Время от времени розовый куст, подхваченный порывом ветра, обдавал окно каскадом брызг, во взмахах его чудилось что-то преднамеренное: то ли угроза, то ли предостережение. В доме было холодно; набросив на плечи шаль, мадам Мюнстер принялась ходить по комнате. Наконец она решила у себя затопить и, призвав для этого древнюю негритянку, чей малиновый тюрбан и словно полированного черного дерева лицо доставляли ей на первых порах немалое удовольствие своим контрастом, распорядилась, чтобы та развела в камине огонь. Старуху звали Азарина. Вообразив поначалу, что болтовня ее должна отдавать буйной пряностью, баронесса забавы ради пыталась заставить ее разговориться. Но Азарина держалась сухо и чопорно, в речах ее не было ничего африканского; она напоминала баронессе скучных старых дам, с которыми та встречалась в обществе. Тем не менее разводить огонь Азарина умела, и, после того как она сложила в камине поленья, томившаяся тоской Евгения с полчаса развлекалась тем, что сидела и смотрела, как они, потрескивая, разгораются. Ей представилось вполне вероятным, что ее придет навестить Роберт Эктон; она не виделась с ним с того злополучного вечера. Однако утро уже было на исходе, а он все не шел. Несколько раз ей казалось, что она слышит на веранде его шаги; но это порывом дождя и ветра сотрясало ставень. Баронесса с самого начала событий, которые автор этих страниц пытался бегло обрисовать, нередко бывала раздражена. Но ни разу раздражение ее не достигало такого накала; оно словно ежеминутно росло. Оно требовало от нее действий, но не подсказывало при этом хоть сколько-нибудь выигрышной линии поведения. Будь на то ее воля, баронесса села бы тут же, не задумываясь, на первый попавшийся европейский пароход и с восторгом положила конец этой постыдной неудаче – визиту к американским родственникам. Почему баронесса называла эту свою затею постыдной неудачей, не совсем понятно, ведь как-никак ей возданы были наивысшие по американским понятиям почести. Раздражение ее, в сущности, проистекало от не покидавшего ее с первого же дня и проявившегося сейчас с особой остротой чувства, что общественная почва этого большого непонятного материка по тем или иным причинам не приспособлена для выращивания растений, аромат которых был всего приятнее ей, которыми ей всегда хотелось видеть себя окруженной, для чего она и носила при себе, образно говоря, целую коллекцию семян. Высшим блаженством для баронессы было производить известного рода впечатление, ощущать свое известного рода могущество, и теперь она была так же разочарована, как усталый пловец, когда, завидев издали желанный берег, вдруг убеждается, что там, где он рассчитывал найти песчаную отмель, перед ним высится отвесная скала. Могущество баронессы, казалось, утратило в американском климате всю свойственную ему цепкость: гладкая скала была неодолима. «Право, je n’en suis pas là[50], – сказала она себе, – если способна разволноваться из-за того, что какой-то мистер Роберт
50
Я сама на себя не похожа