1995 г.

      Расставаться нужно легко

      (Курортный роман)

      Эту девочку Катя приметила еще в электричке. Она была хорошенькая и с огромным чемоданом на колесиках. Катя еще подумала: «Уж не в санаторий ли тоже?» Но на вокзале потеряла ее из виду.

      Катя заканчивала регистрироваться в приемной санатория, когда девочка вошла, с трудом волоча свой чемодан.

      «Ну и что? – пресекла свою радость Катя. – Еще неизвестно, как нас поселят».

      Когда Катя, наспех расположившись в двухместном номере, куда отвела ее сестра-хозяйка, решила до обеда прогуляться по набережной, девочка уже стояла у парапета и смотрела на холодное в это майское время Балтийское море. Она тоже узнала Катю и улыбнулась ей, как старой знакомой.

      – Вас где поселили? – спросила Катя.

      – В шестом корпусе. В четырехместной. И все койки уже заняты, – добавила она как будто с сожалением. – А вас?

      …Девочку звали Ириной. Как пишут о себе в брачных объявлениях: «миниатюрная блондинка с голубыми глазами…» Блондинка. И голубые.

      Оказалось, они не только в одном корпусе, но даже на одном этаже. Только комнаты в разных концах длинного коридора.

      Быстро перешли на «ты». Прогуливались по территории санатория, отыскивая столовую. Но столы им определили разные: у Кати диетический. На вечер Ирина пригласила к себе в гости – на чай с привезенными из дома конфетами.

      У Ирины в комнате жили две молодые девочки, ее ровесницы, и разбитная бой-баба с громовым хриплым голосом, ногами колесом, как у кавалериста, да походкой вразвалку, будто только сошла с корабля после шторма – «морачка», – как с белорусским выговором называла она себя. Действительно несколько лет прослужившая в военном флоте, и имеющая мужа моряка.

      Катиной соседкой по комнате оказалась молодящаяся дама «за сорок». Каждый вечер она накладывала густой макияж на увядающую кожу и делала выходы в санаторный клуб на танцы.

      Ах, эти санаторно-курортные вечера танцев! Катя с девочками тоже пошли в первый вечер – ради любопытства. Духота маленького зальчика, несмотря на открытые настежь окна, за которыми зевак больше, чем танцующих; загнанный в угол стол с проигрывателем и местным «диск жокеем» – почтенным пенсионером, старательно меняющим одну пластинку за другой, а потом, подперев голову рукой, неотрывно глядящим на вращающийся диск, будто тщетно стараясь разгадать тайну его звучания. Танцоры – от сорока и дальше, наверстывающие недогулянное в молодости.