Вздохнул свободнее Гостомысл. Лишь после сего уговора, он ощутил, как приятно пахнут подрумянившиеся на углях курицы, как хмель ударил в голову, разлив по телу приятное тепло.

      Только сейчас осознал Гостомысл всю значимость своих слов, наспех брошенных тогда во хмелю. С одной стороны он лихо уберег свое войско, с другой – ему совершенно не хотелось родниться с чудовищным Годславом. Будучи наслышанным о его буйном нраве, Гостомысла не прельщала мысль о союзе. Ибо княжение его закончится в тот самый миг, как сын Годслава, очевидно, подобный своему зверскому родителю, станет мужем Дивы. Ведь все знают. Яблоко от яблоньки недалеко падает. Надо сторониться этого головореза, которого и так боятся все соседи. Чья ж в том вина, что княжна выбрала другого жениха! Да и времени столько прошло с того уговора: десятилетия минули…Авось обойдется…

      – Конечно, отец. Не может быть и речи! – реплика дочери вывела князя из задумчивости. – В нашем роду будут только те, в чьих жилах течет чистая княжеская кровь, – по-детски возмущенно ответила Дива, не подозревающая, что существуют и другие причины отцовского беспокойства относительно второго жениха.

      – Вот и славно, ты у меня дочка неглупая, – успокоился Гостомысл, поцеловав Диву в лоб.

      Глава 16. Младший сын

      Туман накрыл землю, оставив лишь неясные очертания домов и деревьев. Приглушенным огоньком мерцало окошко правительницы Дорестадта. Свет из-под ставенок едва сиял, то затухая, то разгораясь.

      Княгиня сидела за столом, делая в расходной книге какие-то пометки. Перед ней разбросались счета и накладные. Никому не доверяла она самого главного – надзирания за казной.

      Многому Умила научилась с тех пор, как стала женой свирепого Годслава. Все боялись ее и ненавидели. Ходили слухи о странной кончине безропотной Ингрид и стремительным восхождением стряпухи. Все, кроме правителя, видели истинное лицо Умилы. А он души в ней не чаял. В его глазах она была нежной и умилительной.

      Очень неудобно зависеть от кого-то. Но Умила не тяготилась опекой своего благодетеля. И вскоре весь город узнал, кому нужно пасть в ноги, моля о милостях. Вовсе не к суровому правителю Рарожья, омываемого хладными водами Варяжского моря. А к его новой жене.

      Ум Умилы всегда смотрел дальше, нежели обычно видят женщины. Не было ни дня, когда б она не думала о будущем. Завоевать победу – лишь полдела. Важнее и труднее – удержать ее. И кажется, раздумья принесли свои плоды. Мир рушился. Города исчезали в пепле. Не было уже ни Ингрид, ни Годслава, ни их сына Харальда. Лишь Умила и ее хранимые богами дети продолжали идти сквозь время, отряхивая с сапог пыль чужих земель.