Живая душа. Лев Трутнев
Читать онлайн книгу.
жег взглядом Стёпина, все вжимался в истоптанный снег. Мушка моего ружья плясала на сером его боку, и я боялся, что не успею выстрелить вовремя, да и опасно: можно зацепить Стёпина. Такого жуткого напряжения нервы мои не выдержали.
– Дядя Семен, не подходи! – заорал я.
И в этот момент зверь ринулся вперед, неизвестно каким образом оттолкнувшись сжатыми в капканах лапами. Он пролетел метра два, и цепи отбросили его назад. Волк упал почти навзничь и набок. Стёпин прыгнул к нему и взмахнул палкой. Куда пришелся тяжелый удар, я не разобрал. Только зверь вдруг снова взметнулся с воем, и человеческий крик скребанул по сердцу. Заготовитель кувыркнулся в снег, палка его отлетела в сторону, а волк стал рваться в жестокой ярости. Не поняв еще, что произошло, я выстрелил в это серое свирепое существо. Зверь упал, продолжая биться. Я перезарядил ружье и побежал к Стёпину. Он быстро-быстро отползал в сторону, пятная кровью снег.
Волк уже затихал, лежа на боку. В последний раз он поднял голову, взглянул на меня, как показалось, благодарно и опрокинулся, показывая светлое брюхо.
– Лошадь, лошадь дава-ай!.. – простонал Стёпин, пытаясь подняться. – Пол-зада отхватил, злодей!
Я увидел окровавленный подол его полушубка и кинулся к лыжам.
С трудом подогнав дрожащего от страха коня к поляне, я помог Стёпину влезть в сани, и мерин рванулся назад, будто за ним погнались живые волки.
В деревне выяснилось, что у заготовителя оторван изрядный кусок ягодицы, и его увезли в райцентр, в больницу.
… Лежа дома на печке, я вновь и вновь воссоздавал в памяти картину волчьего конца, почти все переживая заново, хотя и без жуткой остроты, и окончательно утвердился в мыслях, что в природе все много-много сложнее, чем кажется на первый взгляд, что жить в ней нужно осторожно, без зла и жестокости, с пытливым умом и добрым сердцем…
Не счесть проведенных с тех пор охот, давших мне духовную стойкость, здоровье, творческую энергию и много-много счастливых моментов, и я благодарен тому тайному зову, который возник в моей душе в далеком-предалеком детстве.
На промысле
Охотник проснулся без будильника, как всегда, по привычке – рано. За маленьким единственным окном зимовья[29] еще не было и намека на утро. Плотная темнота стояла за двойными рамами окна, между которыми желтел мох с кисточками кроваво-красных ягод калины. Мороз обметал края стекол льдистым синеватым налетом, проникнув даже в зимовье. Охотник почувствовал это босыми ногами, высунув их из-под одеяла. Загруженная с вечера корявыми пеньками железная печка остыла, но некоторое тепло от тех сгоревших за ночь чурбаков еще осталось. Ладно срубленное из просушенной сосны, поставленное на мох, зимовье как бы хранило запас летнего тепла, и стены его никогда не были холодными.
Внизу, под нарами, уловив легкое движение хозяина и угадав по каким-то им известным признакам, что он проснулся, позевывали собаки.
Охотник поднялся, посмотрел на ходики, ритмично чакающие в тишине, и стал одеваться. На