Волчья стая. Николай Леонов
Читать онлайн книгу.
произросло такое странное деревце, как специнтернат «Палестра». Гуров уже давно отучился удивляться некоторым особенностям российской жизни, но то, что он услышал, его все же удивило!
– Словом, та еще семейка! – с пылом и пафосом произнес Анджей Маркович и перевел дух. – Пробы ставить негде. А уж Катюша с ее сверхразвитым, чудовищным промискуитетом… Ошибка природы! Не фатальная, но все же – ошибка. Досталась Алексею подруга жизни, а ведь предупреждали его, дурака. В том числе и я предупреждал.
«Что верно, то верно, – мысленно согласился Гуров со своим собеседником. – Вся семейка хороша, а дело Геннадия Загребельного есть смысл поднять из наших баз данных. Но, уверен, если копнуть поглубже личные дела остальных воспитанников специнтерната… Думаю, что там еще и не такое можно обнаружить! Кстати, относительно Екатерины Федоровны, – совсем любопытное получается замечание! Если перевести на русский язык загадочное слово „промискуитет“, то получается, что супруга Алексея Давиденко была готова переспать с кем угодно, когда, где и как угодно. Что добавляет перчика в и так довольно острое варево. Но сам-то Сарецкий как в этом контексте выглядит!..»
– Достаточно, Анджей Маркович, – остановил Гуров не в меру расходившегося обличителя. – Вернемся к другому, чисто психологическому вопросу, поверьте, он важен. Вы говорите, что взгляды Алексея Борисовича на педагогическую теорию и практику были еще радикальнее, чем ваши. Куда ж радикальнее, а? Не любите вы детей, господин Сарецкий. Терпеть не можете, если по правде сказать! Как же так? Как же вы с ними работаете? Как с подростками работал Давиденко? Вас послушать, так патроном вашего совместного детища – я «Палестру» имею в виду – впору считать Карабаса-Барабаса из сказочки про Буратино! Ненависть обычно порождает ненависть. И страх. Его боялись?
Анджей Маркович Сарецкий дробно рассмеялся. Смех его оставлял очень неприятное впечатление: словно рептилия мезозойская вдруг захохотала.
– Ах, господин полковник! Почему-то считается, будто хороший педагог и воспитатель должен испытывать к воспитуемым нежные чувства, – с неимоверным сарказмом сказал он. – Это законченная чушь, недоразумение чистой воды. Вы же не станете утверждать, что души не чаете в своих подозреваемых? В трупах, уликах, вещественных доказательствах и прочих малопривлекательных особенностях вашей профессии? Или взять хирурга! Что он, плачет от умиления при виде гангренозной язвы? Ампутированной конечности? Вонючего гнойного перитонита?
«Какой же ты дурак, – подумал Гуров. – Настоящий врач ставит себя на место больного, мучается его болью и страдает его страданием, иначе это не врач, а коновал. Да, он именно что любит больного! А уж про наши ментовские дела… Станислав бы тебе объяснил! Нет, что с глухим о музыке говорить!»
– И только мы – учителя, воспитатели, педагоги – должны сюсюкать и носиться со стервецами, попавшими к нам в обработку, как дурни с писаной торбой! – соловьем заливался