Стоит пшеница, нету ей предела.

      Холмы и долы… А предела нет.

      И облака, все в оперенье белом,

      плывут над нею, испуская свет.

      А ей дано расти и колоситься,

      тянуться к небу, радуясь дождям.

      И ветер гладит добрую пшеницу

      по молодым, зелёным волосам.

      Ей зрима жизнь возвышенней, полнее…

      Гляжу на поле вдаль из-под руки

      и вижу – от тепла благоговея,

      оно склонило долу колоски.

      Сейчас июнь, пора цветов и жажды.

      И жнец к нему с серпом не подошёл.

      Здесь зреет хлеб для августовской жатвы

      и каравая на Его Престол.

      Яблочным Спасом, Яблочным Спасом

      веет сияние Божьих садов.

      Это спасение Райского сада.

      Выше – спасенье запретных плодов!

      Пахнет корзинами, скрипом лозовым,

      детским, с матрёшкою русскою, сном,

      миром старинным, скатёркою новой,

      душной корицей – большим пирогом.

      На рушниках, шитых крестиком алым,

      у хорошавки*, румянится Спас.

      И полагается старым и малым

      яблочком хрустнуть, упавшим, тотчас.

      Дома у печки, с потёртым ухватом,

      бабушка нежится в белом платке —

      с Яблочным Спасом, с Яблочным Спасом!

      И пироги в противнях на шестке.

      Впадает в небо узкая протока.

      У августа глаза Ильи-пророка.

      И плащ седой, спадающий с небес,

      плывёт сквозь сад, кустам наперерез.

      Через межу, предвидя неба твердь,

      боясь крылом о край её задеть,

      всё ниже пролетающие птицы.

      А в грядах след от горней колесницы.

      Скрещенье стрел и сполохи огней,

      что вознеслись над гривами коней.

      Всё видно здесь, от космоса до дна.

      А выше – длань Господняя видна.

      Ну, вот и осень. Жалость или шалость?..

      Легко иду по линии судьбы.

      Ладошка клёна под ногами сжалась

      среди листвы и давленых рябин.

      Светлеют стяги и сереют блики.

      Без астр весёлых гол мой огород.

      Лишь брызги флоксов, флоксы не поникли

      в толпе листвы, охочей до свобод.

      А на востоке розовеет пламя.

      Седые перья, трепет высоты…

      Ладошка клёна сжалась под ногами,

      как будто враг шагнул из пустоты.

      Я не хочу! Я всё в себе забуду,

      как обмерла однажды на юру…

      Ладошку клёна, как живое чудо,

      я из-под ног досужих подберу.

      Кто предан был и бит за обаянье,

      забытый всеми, брошен был под лёд,

      горя внутри невидимым сияньем,

      простой порыв отчаянья поймёт!..

      Как у судьбы есть доля и недоля,

      а жизнь