(стоя на камне, отошедшем

      от обрамления постамента памятника)

      Вот, Горький, бронзовый Максим,

      тебе моя рука.

      Сегодня рядом мы стоим,

      как суть – два босяка.

      Ты жил на этих берегах,

      как я сейчас живу.

      И в людях, ближних и врагах,

      смысл жизни познаю.

      Наивна я. Но не проста.

      И ты бывал не прост,

      когда такая высота.

      А я – метр с кепкой рост.

      Но всё, что будет с нами здесь,

      в писаньях старины,

      с недосягаемых небес

      и из подземной тьмы,

      там, мира этого извне —

      померят нам судьбу.

      И встанем вместе, наравне,

      на Окском берегу.

      Человек на скалу взошёл.

      Ветром бьёт то в лицо, то в спину.

      Это Горький стоит в пальто

      Своего погибшего сына.

      Руки за спину заложив —

      На расстрел или при аресте.

      Места крестного старожил,

      Неба этого буревестник.

      Чёрным лёгким ещё хрипя.

      Человек гигантского роста.

      Руки сжал так, что пальцы хрустят.

      Дайте, дайте ему папироску!

      Он закурит, как паровоз,

      отряхнёт пепел дней облыжных.

      И пойдёт на Волжский откос,

      через вечно спешащий Нижний.

      Вихри в небе несусветные.

      Или вправду – Божий Суд?

      Только жёны раболепные

      Мир в ладонях нам несут.

      Это жёны-мироносицы

      Под Архангела крылом.

      Кто несёт, с того и спросится —

      Как был этот Мир несён?

      К Солнцу Правды, к Свету, к Родине

      По огням идут свечей.

      Сколько дол и болей пройдено,

      Что идти всё горячей.

      Ведь идут землёю русскою,

      С песней, полною чудес.

      А тропа такая узкая.

      И поют – Христос воскрес!

      Лилейной прядью свежий иней лёг

      На лица прях, живою светотенью.

      Ждут человека счастье и лишенья,

      Полёт, паденье острозубых звёзд.

      Здесь каждый миг пряденья драгоценен,

      Гул колеса,