За окном бушевала стихия, стекла дребезжали от порывов ветра. Был холодный и дождливый конец ноября. Мы с Холмсом просидели молча весь вечер, он с помощью мощной линзы занимался расшифровкой остатков оригинальной надписи на палимпсесте, я углубился в недавний трактат по хирургии. Снаружи на Бейкер-стрит завывал ветер, а дождь яростно барабанил в окна. Странно было здесь, в самой глубине города, ощущать железную хватку природы и сознавать, что для стихии весь Лондон это не более чем кротовьи холмики на непаханом поле. Я подошёл к окну и выглянул на пустынную улицу. Редкие фонари мерцали на грязной брусчатке дороги и сверкающем тротуаре. От угла Оксфорд-стрит проехал одинокий кэб.

      – Ну что ж, Ватсон, хорошо, что нам не придётся выходить сегодня вечером, – сказал Холмс, откладывая в сторону линзу и сворачивая палимпсест. – На сегодня достаточно. От такого занятия слишком устают глаза. Но стоит учесть, что нет ничего более захватывающего, чем рассказы аббатства, датируемые второй половиной пятнадцатого века. Постойте! Что это?

      Среди гула ветра послышался топот лошадиных копыт и протяжный скрежет колеса по бордюру. Кэб, который я видел, остановился у нашей двери.

      – Что ему нужно? – Воскликнула я, когда из него вышел мужчина.

      – Что ему нужно? Ему нужны мы. А мы, мой бедный Ватсон, нуждаемся в пальто, шарфах, калошах и во всех тех средствах, которые когда-либо изобретал человек для борьбы с непогодой. Но подождите немного! Кэб уехал! Ещё есть надежда. Он не отпускал бы кэб, если бы хотел, чтобы мы поехали с ним. Бегите вниз, мой дорогой друг, и откройте дверь, ибо все добродетельные люди давно уже в постели.

      Когда свет лампы в холле упал на нашего полуночного гостя, я без труда узнал его. Это был молодой Стэнли Хопкинс, многообещающий детектив, к карьере которого Холмс несколько раз проявлял весьма практический интерес.

      – Он дома? – нетерпеливо спросил он.

      – Поднимайтесь, дорогой сэр, – раздался сверху голос Холмса. – Надеюсь, у вас нет никаких планов для нас в такую ночь.

      Детектив поднялся по лестнице, и наша лампа осветила его блестящий непромокаемый плащ. Я помог ему раздеться, а Холмс тем временем разжёг огонь в камине.

      – А теперь, мой дорогой Хопкинс, присядьте у камина и согрейте пальцы ног. – сказал он. – Вот сигара, а у доктора есть рецепт, содержащий горячую воду и лимон, который является хорошим лекарством в такую ночь, как эта. Должно быть, что-то важное привело вас сюда в такую бурю.

      – Это действительно так, Мистер Холмс. У меня был беспокойный день, честное слово. Вы читали в последних новостях что-нибудь о деле в Йоксли?

      – Сегодня последнее что я читал, было о событиях в пятнадцатом веке.

      – Ну, это был всего лишь абзац, и всё неправильно, так что вы ничего не пропустили. Это в Кенте, в семи милях от Чатема и в трёх от железной дороги. Я получил телеграмму в 3.15, добрался до Старой площади Йоксли в 5, провёл расследование, вернулся на вокзал Чаринг-Кросс последним поездом и прямо к вам в кэбе.

      – А это значит, я полагаю, что вам не всё ясно в этом деле?

      – Это значит, что я не могу понять, как в поговорке, где голова, а где хвост. Насколько я могу судить, это такое же запутанное дело, как и все прочие, которыми я занимался. Однако, здесь нет никакого мотива, мистер Холмс. Вот что меня беспокоит – я не могу найти мотив. Человек мёртв – это факт, но, насколько я понимаю, нет ни малейшей причины желать ему зла.

      Холмс закурил сигару и откинулся на спинку стула.

      – Продолжайте, мы вас слушаем, – сказал он.

      – Я выяснил все мельчайшие детали этого