Аракчеевский сынок. Евгений Салиас де Турнемир
Читать онлайн книгу.
Заветное слово! Думала я во веки его не сказывать. Ну, а вот… Будто и приходится. И если я скажу его Пашуте, то она твой слуга верный будет. Все противности бросит…
– Спасибо тебе, дорогая…
Шумский встал, обнял Авдотью и поцеловал вскользь, почти на воздух, приложив к ее лицу не губы, а свою щеку. Няня покраснела от избытка счастья.
– Дай ты мне только с духом собраться и с мыслями совладать. Не знаю, говорить ли мне… Страшно! Поразмыслить надо мне. Говорить ли?
– Что ты, бог с тобой, вестимо, говорить.
– Ох нет… Ты в этом не судья… Дай, говорю, с духом собраться. Пойду я вот в здешние святые места, в укремль. А как я пожалюся святым угодникам и из укремля приду… тогда я тебе и скажу: говорить ли мне Пашуте мое страшное слово…
– Ну ладно! – смеясь, отозвался Шумский. – Ступай сейчас в свой в укремль и молися всласть. А там иди к Нейдшильдам. Тебя Копчик проводит. Только, видишь ли, Дотюшка, одна беда, в Петербурге нету Кремля и нет никаких угодников. Здесь не полагается. Тут не Москва.
Няня вытаращила глаза.
– Ведь на этом месте, Дотюшка, где Питер стоит, тому сто лет одно болото было. А что в них водится?
– Не пойму я тебя, соколик.
– Да ведь сказывается пословица: было бы болото, а черти будут. Коли Питер эдак-то выстроился, так каких же ты святых угодников тут захотела?
Однако Авдотья собралась и тотчас же по указанию Васьки отправилась в Невскую лавру, но его с собой не взяла, говоря, что он ей помешает молиться.
Вернулась няня домой через четыре часа, и Шумский, увидя женщину, невольно изумился, на столько лицо ее было тревожно и выдавало внутреннее волнение. Глаза были заплаканы.
– Что с тобой, Авдотья? – воскликнул он.
– Ничего. Богу молилась.
– Так что ж такая стала… Будто тебя избили. Аль ты Богу-то в страшных грехах каких каялась…
Авдотья вспыхнула, все лицо ее пошло пятнами, а затем тотчас же стало бледнеть, и все сильнее… Наконец, мертво-бледная она зашаталась… Если бы молодой человек не поддержал женщину вовремя за локоть и не посадил на стул, она бы, по всей вероятности, свалилась с ног. «Угодил!» – подумал Шумский и прибавил:
– Устала ты, видно. Далеко ходила. Приляг. Отдохни. Иль чаю напейся, что ль…
И уйдя к себе в горницу, Шумский думал, ухмыляясь:
«А видно, у моей мамки есть на душе кой-что непростое… Как я ее шарахнул невзначай… И какое же это слово “страшное”, как она называет, может она сказать Пашутке? Какая-нибудь тайна между ними двумя. Вернее, такая тайна, которой Пашутка еще не знает и теперь, узнавши, изменит свое поведение. Увидим, увидим».
К удивлению Шумского, Авдотья через час отказалась наотрез идти к Нейдшильдам и умоляла своего питомца дать ей отсрочку.
– Ну, хоть денька три… Ради своего же счастья обожди, соколик.
– Да отчего? Помилуй!
– Не собралась я еще с духом. Ради Господа не неволь. Хуже будет. Страшное это дело.
Шумский махнул рукой и согласился поневоле…
«Верно