На лагере мы выгружали набитые песком мешки и я промывал их лотком в речке до черного шлиха. Бумажки с номерами всплывали во время промывки, а полученные шлихи я сливал в тканевые шламовые мешочки и высушивал на солнце или у костра. Затем пересыпал в самодельные конвертики из бумаги крафт.

      Обычно в шурф устанавливалась слега из листвяшки комлем вверх. Комель зачищался топором и на затесе записывался номер точки. Но для простоты, чаще всего, в шурф вставлялась валяющаяся сухая лесина корнями кверху, она хорошо была видна издали.

      Однажды, видимо «от нечего делать» я решил срубить и поставить лесину как положено по инструкции. Выбрал растущую стройную листвяшку и шарахнул по ней у комля топором. А топор возьми и отскочи рикошетом от нее и тюк меня самым кончиком по резиновому сапогу левой ноги поверх щиколотки. Сначала я ничего не почувствовал и внимания на это не обратил. Но скоро почувствовал, что что-то с ногой не так… Снял сапог, размотал портянку, глянул… больше я сапог одеть не мог. На лагере Дима Израилович дал мне свой 45, в нем я и ковылял, нога не вставала на пятку, а шлепалась сразу на ступню.

      Так что, инструкции выполнять надо тоже с умом, соблюдая правила техники безопасности.

      Работу с горняками я продолжил, только измерение они производили сами, а я наблюдал из вездехода. На следующий день Володя Бобров, возвращаясь из маршрута и подходя к нам, крикнул:

      – Виктор! Иди сюда!

      – Сам иди! – с улыбкой ответил я, удивляясь своей наглости.

      Немая сцена. «вожатый удивился, вагон остановился!»

      Он подошел, я показал ему свой 45 и рассказал, что случилось.

      – Ну и как ты теперь…? – спросил он.

      – Да все нормально, – ответил я, горняки все сами измерят. И продемонстрировал.

      В москве Дима отвел меня к знакомому хирургу,