Мысли. Блез Паскаль
Читать онлайн книгу.
и смертен; вещи в частности погибают и изменяются ежеминутно, и он видит их только мельком; они имеют свое начало и свой конец, а он не знает ни того ни другого; они просты, а он состоит из двух различных натур. Чтобы исчерпать доказательства нашей слабости, я окончу двумя следующими размышлениями.
Мы не можем понимать ни слишком быстрого, ни слишком медленного чтения.
Слишком много и слишком мало вина: не давайте ему вина – он не найдет истины; дайте ему чересчур много – то же самое.
Природа так прекрасно поставила нас в середине, что если мы изменим равновесие в одну сторону, то сейчас же изменим его и в другой. Это заставляет меня предполагать, что в нашей голове есть пружины, которые так расположены, что если тронуть одну, то непременно коснешься и противоположной.
Рассуждается плохо как в слишком юном, так и в слишком зрелом возрасте.
Пристрастие к чему-либо одинаково происходит и от недостаточного, и от слишком частого помышления о предмете.
Если приняться за рассмотрение своего труда тотчас по его окончании, то бываешь слишком предрасположен к нему, а долго спустя – видишь, что стал чужд ему. Так и в отношении картин. Смотреть ли на них слишком близко или слишком издалека – одинаково нехорошо; а ведь должна быть одна неизменная точка, с которой картину видно лучше всего. Другие точки зрения слишком близки, слишком далеки, слишком высоки или чересчур низки. В искусстве живописи перспектива определяет такую точку; но кто возьмется определить ее в вопросах истины или морали?
Играя на человеке, думают, что играют на обыкновенном органе; это действительно орган, но орган странный, изменчивый, трубы которого не следуют одна за другой по близлежащим степеням. Умеющие играть только на обыкновенных органах не вызовут на таком органе стройных аккордов.
Мы так мало знаем себя, что иногда собираемся умирать, пользуясь полным здоровьем, или кажемся вполне здоровыми незадолго до смерти, не чувствуя, что скоро откроется горячка или образуется какой-нибудь нарыв.
Рассматривая малую продолжительность своей жизни, поглощаемую предшествующей и последующею вечностью, memoria hospitis unius dici proetereuntis («Проходит как память об однодневном госте» [Прем. 5:14]), незначительность занимаемого мною пространства, незаметно исчезающего в глазах моих среди необъятных пространств, невидимых ни мне, ни другим, – я прихожу в ужас и изумление, почему мне нужно быть здесь, а не там, почему теперь, а не тогда! Кто поставил меня здесь? По чьему повелению и назначению определено мне это место и это время?
Почему ограничено мое разумение? Мой рост? Моя жизнь – почему ограничена она сотнею, а не тысячью лет? По какой причине природа дала мне именно такую продолжительность жизни, почему именно это число, а не другое, выбрала она в вечности, перед которою всякие числа теряют свое значение?
Статья II. Величие человека
Я одинаково порицаю и берущих на себя задачу