После Бернис настала очередь служанки.

      Мэри Плаут испуганно таращилась на гувернантку. «Зачем еще тебя принесло, – было написано на ее кроличьем лице. – Ничего хорошего от таких, как ты, ждать не приходится».

      Нет, призрака миссис Гринвич она не видала, а уж коли увидала бы, так не сидела бы тут, потому что окочурилась бы от ужаса. Хозяйка и при жизни наводила на нее страху, а после смерти и подавно. Про чашку и шали она не знает, нет, не спрашивайте, она девушка честная и ничего такого себе не позволила бы…

      Тут служанка зарыдала, размазывая слезы по щекам, и миссис Норидж пришлось замолчать. Впрочем, когда Мэри поняла, что никакого впечатления на гувернантку ее слезы не производят, она быстро успокоилась.

      – И цветов я не приносила, мэм, зачем бы мне приносить цветы, глупость это, с них лепестки валятся и листья! Что я, дура – работы себе подкидывать! С них нападало, а ты убирай!

      – Я знаю, вы аккуратная девушка, – заверила миссис Норидж. – Может быть, вы все-таки открывали шкаф покойной миссис Гринвич? Вы могли подумать, что вашей усопшей хозяйке было бы приятно видеть шали в том виде, в котором они хранились при ней…

      Но подсказка не помогла. Мэри отчаянно замотала головой и вцепилась в табурет, словно собиралась отпрыгнуть вместе с ним.

      – Ни за что бы я в ее вещи не полезла! Если хотите знать, я в ее комнату ни разочка с тех пор не заходила, и никто не заходил! Только хозяин по доброте душевной сунулся туда, да сразу и выскочил, словно его кипятком ошпарило. Не может он смотреть на Трейси.

      – На Трейси? – переспросила миссис Норидж. Она помнила, что Трейси-Гилмором звали собачку миссис Гринвич, но сестра Барри ясно дала понять, что та давно издохла.

      – Издохнуть-то он издох, да только на этом ему не дали успокоиться, – несколько туманно выразилась Мэри.

      Дальнейшие расспросы показали, что Джудит после смерти питомца вознамерилась набить из него чучело. Ее супруг, искренне любивший веселого дружелюбного песика, пришел в ужас. «Уж он и просил, и требовал, а только хозяйка ни в какую сдаваться не хотела. Говорила, что теперь Трейси всегда будет с ней».

      Трейси-Гилмора-младшего поставили на каминную полку, и с тех пор всякий, кто заходил в спальню миссис Гринвич, натыкался взглядом на его оскаленную пасть и выпученные стеклянные глаза.

      – Уж так мне жалко было его, малюточку… – Служанка снова всхлипнула. – Я даже пыль с полок не могла смахнуть, вот здесь давило – жуть! – Она приложила ладонь к груди. – А хозяйка его в мордочку целовала – я хочу сказать, когда он уже чучелом стал. А живым-то брезговала. Странные дела!

      Миссис Норидж тоже полагала, что набивать домашнюю собаку опилками –