Отечественная и зарубежная психология религии: параллели и пересечения в прошлом и настоящем. Т. В. Малевич
Читать онлайн книгу.мистического погружения[65].
Конечно, подобная методология не могла не вызывать вопросов – с самого начала экспериментальная интроспекция сталкивалась с жесткой критикой, которая, если говорить современным языком, сводилась к сомнениям в «экологической валидности» проводимых ее представителями экспериментов и к обвинениям в ненаучности и неточности интроспективных техник, их сложности и ограниченности потенциального применения, а также в редукционизме и нерепрезентативности выборки[66]. В конечном счете экспериментальная интроспекция в различных своих вариациях утратила популярность: как под влиянием исторических обстоятельств, так и в связи с изменением методологического климата – в настоящее время число ее сторонников в основном ограничивается немногочисленными представителями феноменологической психологии религии[67] и так называемой нейрофеноменологии[68].
Еще одно популярное направление было представлено в основном французской (а также и американской) школой психологии религии, опиравшейся на клинические исследования и психиатрию и приравнивавшей религиозные, в первую очередь мистические и экстатические, переживания к различного рода патологиям и перверсиям – феноменам психического автоматизма, истерии, неврастении, сомнамбулизму, эротомании, эпилепсии и т. д.[69] Можно сказать, что данное направление прочно оформилось уже к концу XIX в.: об этом свидетельствует резкая критика Уильямом Джеймсом «медицинского материализма»[70] – его крайней формы, использующей «патологический»[71], полагающийся на психофизиологию метод, который, с точки зрения его сторонников (например, Эрнеста Мюризье), был единственным «экспериментальным» и «объективным» способом выявить так называемые «предельные элементы религии»[72].
Популяризации патологической и психофизиологической интерпретации религиозных и мистических опытов в значительной мере способствовала уже упомянутая работа «Психология религиозного мистицизма» (1925) Джеймса Леубы[73]. Анализируя автобиографические описания мистических переживаний, содержащиеся в религиозной литературе, Леуба пришел к выводу, что религия в любой ее форме является следствием одной из двух групп человеческих инстинктов: во-первых, «страха и различных проявлений агрессии и отвращения» и, во-вторых, «любопытства и проявлений симпатии и любви». Свое наиболее полное воплощение эти инстинкты, по мнению Леубы, находят в мистическом опыте – «интимном общении с божественным Бытием»[74]. Более того, с его точки зрения, религиозный мистицизм, будучи «непосредственным продуктом физиологических причин», сам по себе направлен «на поддержание всевозможными способами и даже более полное удовлетворение фундаментальных потребностей», а именно потребностей (1) в самоутверждении и самоуважении; (2) в заботе; (3) в любви и
65
См.:
66
См., например:
67
См., например:
68
Пример таких исследований – антропологическая школа «биогенетического структурализма» Чарльза Лафлина, предлагающего применять для анализа измененных состояний сознания «опытное созерцание»
69
См., например:
70
71
72
Ibid. P. 2–4.
73
74
Ibid. P. 2–6, 280.