Злой дух Ямбуя. Григорий Федосеев
Читать онлайн книгу.
пастухи. Кочуем с оленями в горы, – охотно продолжала Сулакикаы. – Тут близко наш след. У ключа остановились поправить вьюки, глянула, а Битыка, – она тычет пальцем в мальчишку, – нет на учаге. Посмотрела ремни, которыми привязывала его к седлу, – развязаны; значит, не выпал, а сам соскочил. Подождали – не пришёл, пришлось табориться и ехать искать. А он, вишь, голубику увидел и остался.
– Так ведь мог совсем затеряться?
– Как же! Эвенк в тайге не затеряется! – уверенно возразила она. – Не смотри, что маленький, всё равно по следу пришёл бы на табор. Да разве мать будет дожидаться, пока сам придёт?!
У Долбачи вдруг возникает множество вопросов к ней, и они начинают говорить по-эвенкийски. Битык не сводит с меня пугливых глаз. Я же продолжаю рассматривать Сулакикан. Ей лет тридцать.
Она среднего роста, стройна, быстра. На скулах проступает густой румянец. Чёрные жёсткие волосы не расчёсаны, ничем не прикрыты, а просто собраны в две косички и связаны вместе старенькой тряпочкой. Платье её с широким подолом из ситца, шаровары заправлены в лёгкие, из мягкой замши, олочи, расшитые цветными нитками и красиво, в ёлочку, перевязаны длинными ремешками.
Держит себя Сулакикан свободно, бойко отвечает Долбачи, сама что-то расспрашивает, изредка кивая головою в мою сторону. В её разговоре, в манере держать себя перед незнакомыми людьми полная непринуждённость. Эта черта присуща всем эвенкийским женщинам, и особенно она проявляется у пастухов, ещё вольно кочующих по огромным просторам Алданского нагорья.
Сулакикан, как бы между прочим, тоже урывками продолжает рассматривать меня. Её интересуют и мой карабин, и пуговицы на поношенной штормовке, и нож, и тяжёлые солдатские сапоги.
Но ни единым жестом она не выдаёт своего любопытства.
Подошёл Павел с оленями. Битык, немного посмелевший, снова зарывается в подол матери.
У дальнего горизонта, где вставали на дыбы лиловые облачные кони, мирно потухал закат, смывая с тёмных болот вечерний загар.
И тут мы все разом заметили, что день кончился.
В мутной дымке терялись лохматые контуры холмов, совсем потускнели мари, деревья слились с синими вечерними сумерками.
На лице Сулакикан появляется беспокойство: вспомнила, что у неё ещё много хлопот на стоянке.
Мальчишка, улучив момент, отрывается от юбки, подбегает к учагу, ловко вскакивает в седло, торопливо набирает на руку свободный конец поводного ремня, один-два толчка пятками в бок оленя – и он уже в десяти метрах от нас. Битык вдруг резко поворачивается, показывает мне язык, и быстроногий учаг уносит его размашистой рысью, за перелесок. На олене он чувствует себя неуязвимым; скрываясь с глаз, обернувшись, кричит:
– Лючи!.. Лючи!..
– Ишь ты, шельмец, и не упадёт! – восторгается Павел.
Сулакикан ведёт нас к себе на табор. Представляю, как удивятся пастухи! Не часто в такой глубокой тайге встречаются люди, и нигде гость не бывает таким желанным, как в этих пустынных местах.
О