Сквозь чердачное окно выползаем на крышу. На краю карниза ворона с хлебом в клюве. Не трусит на высоте.

      Крыши кругом, крыши! С башенками, антеннами, плоские, ребристые, углом и с фонарями! Громоподобными шагами двигаем к карнизу. – Крра! – сиганула с крыши ворона.

      Нунка – первая – встает на решетку пожарной лестницы.

      – Загогулина! – говорю я шепотом. – Загогулина, загогулина!..

      – Чего «загогулина»? – спрашивает Нунка.

      – А ничего! – говорю я. Не сознаюсь, что для укрепления духа.

      «Загогулина» – это мое любимое слово. И отличное название для всего, от чего у меня дух захватывает!.. Здорово помогает!

      Грусть-тоска?! А ты себе: «Загогулина!»

      И от радости хорошо. Чтоб не лопнуть.

      – Пошел, – предупреждает Нунка и начинает спуск.

      Со мной – ужас что творится.

      Но я отклеиваюсь от стартовой площадки. Потому что нельзя в одно и то же время дружить с Нункой и, как говорит папа, праздновать труса.

      И что мне его праздновать, если я знаю: со мной никогда ничего плохого – по-настоящему плохого – случиться не может!

      Этим объясняется и то, почему я никого не боюсь из людей.

      Даже поздно вечером и пьяных на улице.

      Меня не обидят, это точно!

      Только мне хотелось бы, чтобы так, как со мной, было со всеми, кого я люблю.

      Пятый этаж…

      Четвертый…

      – Шишкина! – победоносно кричит Нунка. – Говорила – слезем, а ты: «Каюк! Каюк!..»

      И вдруг – как затормозит!

      Я ей чуть на голову не наступила. Оказывается, лестница шла только до второго этажа. И снизу метра на полтора законопачена досками.

      – Кругом заколотили! – недовольно сказала Нунка. – Давай задний ход!

      Конец туда и обратно вышел порядочный. Я даже проголодалась.

      А кто его знает, сколько нам здесь торчать? Так что единственный уцелевший пончик с Нункой решили тянуть до последнего.

      Насчет пресной воды беспокоиться нечего. Осень. Зарядят дожди. Зимой снег топить можно.

      Как дедушка Манас в бане.

      Нунка говорит – к нему вся деревня мыться ходит. И каждый – со своим снегом!

      – Эй, там! Внизу! Георгий Гаврилович!!! – кричит Нунка, свешиваясь с крыши.

      Георгий Гаврилович – дворник в валенках в сияющих галошах – нес на спине прозрачный – во весь рост – мешок осенних листьев.

      Не обернулся Георгий Гаврилович, не ответил. Так и пропал, исчез – с целлофановым пакетом в нашлепках от колумбийских бананов.

      Станем мы с Нункой привидениями! И покажем, как людей замуровывать! Выть будем весь учебный год гробовыми голосами.

      Так и вижу Зою Николаевну, как она зазывает:

      – Привидение