Дело было уже в марте. Михась к тому времени давно связным от бригады ходил, но в тот день заночевал в «Лесном». От внезапных выстрелов скатился с нар, без шапки вылетел наружу.

      – Уходим, – командовал Станчик. – Без паники и не вошкаться!

      Метались по лагерю, хватая необходимое имущество, партизаны. Подвывала тетка Степанида, тянула испуганных коров.

      Снег уже стаивал, и то, что немцы рискнут подобраться по ненадежному льду реки, заподозрить было трудно. Не обычная облава-гонялка, а выверенная операция. Вел их кто-то. Михась, уже наслышавшийся про дела со шпионами и предателями в других бригадах, скорее удивлялся тому, каким чудом до сих пор на «Лесного чапаевца» карателей не вывели. Ведь во всех деревнях знали, где лагерь зимует. Обычно о полицейских операциях заранее предупреждали, «Лесной» успевал уйти, а тут…

      Часовые немцев прозевали, но врасплох застать лагерь не получилось. Спас стыдливый городской Гоша, вечно маявшийся животом. Сейчас он и влетел в лагерь, одной рукой поддерживая штаны, другой размахивая винтовкой.

      – Немцы! В маскировке белой. Я одного прямо с места…

      – Уходим через Пень-остров и дальше на Иванищи, – морщась, приказал Станчик. – Разведчики путь щупают. Боевой взвод отход прикрывает. Живее! И не трусовать мне!

      На реке, за ивняком, щедро поливали из автоматов. Потом зачастил немецкий пулемет. Щелкали пули по ветвям…

      Михась покрутился в секундной растерянности – все ж отвык от «Лесного». Увидел Филиппыча, выволакивающего из штаб-клуни увесистое тело «Швар-лоза». Кинулся помогать…

      – Не путайся. Патроны тащи, – рявкнул первый номер.

      Под звяканье в коробке легковесной ленты Михась догнал пулеметчика – Филиппыч уже свернул с тропки, шагал трудно, по колено увязая в осевшем снегу. Мелькнули залегшие за упавшим стволом партизаны, стукнула винтовка, передергивая затвор, обернулся Заяц, крикнул:

      – На тот берег повылезли. Скопляются, гады.

      Филиппыч не ответил, сопя, ломился через снег и кусты, коротколапый «Швар-лоз» сидел на его плечах, тянулся рылом к реке, внюхивался.

      Простучала с немецкой стороны очередь, посыпалась с деревьев труха – словно ошалевшая белка с десяток шишек разом растрепала.

      – Ты, Михась, кланяйся нижей, – прохрипел пулеметчик. – Не ровен час…

      Дальше ползли на карачках, Михась подпихивал лапу пулемета, железяка оставляла борозду в снегу. Филиппыч рывками волок пулемет, взбрыкивал подпаленными валенками…

      Выползли к взгорку.

      – Тута, – пулеметчик смешно закружился, трамбуя локтями и коленями сырой снег. Впереди открывался изгиб речного русла, ивняк на том берегу…

      – Вон они! – Михась разглядел хоронящегося за кустами полицая в черном полушубке, рядом пригибались двое – белые, расплывчатые