Когда зашли, нас обдало теплом, мы одновременно распахнули одежду, расстегнули ремни. Навстречу уже несся молодой парень, который усадил нас за стол и через минуту притащил бараний бок и горшок с квасом. Первые минуты я насыщался едой, не обращая внимания на окружающее, но, когда первый голод прошел, стал есть уже попристойнее и разглядывать соседей. Их было немного, но мое внимание привлек сидевший напротив меня тип с орлиным носом и взглядом киллера из голливудского фильма, а два мужика, сидевшие рядом с ним, напоминали типичных бандитов. Они о чем-то тихо разговаривали. Но мое внимание отвлекли женские рыдания за стеной. Я спросил подавальщика, что произошло, и, может, чем-то надо помочь.

      – Да чем вы, боярин, поможете, – ответил, махнув рукой, парень. – Лизка себе харю в сеннике серпом разрезала, даже нос напополам. Хорошо, глаза не выколола. Теперь в невестах будет вековать, хотя за такое наследство… – и он обвел рукой все окружающее, – может, женихи и найдутся.

      Я расплатился и сказал ему:

      – Передай хозяину, что я могу помочь его горю, только мне надо посмотреть девчонку.

      Он выпучил на меня глаза и исчез. Через десять минут из-за занавески вышел кряжистый здоровый мужик, подошел ко мне, оглядев меня с головы до ног, с подозрением спросил:

      – Что же у тебя, боярин, за заботы такие – девкам лица исправлять?

      – Да лекарь я, Данила Прохорович, слышал небось, это я архимандриту Мисаилу зуб драл.

      Выражение лица у хозяина вмиг переменилось, он упал на колени и заголосил:

      – Данила Прохорович! Отец родной, да мне вас Бог послал! Сделайте милость, посмотрите Лизку, пропадет ведь девка, единственная у меня осталась, всех Господь прибрал!