Полное собрание сочинений. Том 15. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть третья. Лев Толстой
Читать онлайн книгу.
общества людей, несмотря на исключительное положение – неволи, бедности, лишений, в к[оторых] они находились, сложились также резко и определенно все те формы жизни,245 в которых всегда и везде выражается человечество. Сделалось само собой разделение труда: одни солдаты занимались грубой работой, другие – устройством, третьи – высшими соображениями. Образовались классы высших (майор, чиновник и Пьер), средних – офицеров, фельдфебеля и246 еврея и низших – солдат. Отделился не класс – разряд людей: художников, поэтов, мыслителей (сказочник, шутник-солдат, Пьер, Каратаев), разряд людей, доставлявших духовную пищу. Выразилось вечное свойство человеческой природы: тщеславие. Люди гордились и тщеславились, выдумывая себе предлоги тщеславия: кто своим знанием французского языка, кто своим платьем и знакомствами. Чувство собственности, – хотя и, казалось бы, нечего было этим людям иметь собственного – точно так же связывало и разделяло людей. Играли в шашки и карты на деньги, которые некуда было употребить, и на платье и сапоги. Солдаты играли в бабки на бабки, которые не имели, казалось бы, никакой ценности, но которым придана была общим согласием искусственная ценность и можно было радоваться приобретению и печалиться потере их.
Точно так же, как и в каждом человеческом обществе, каждый человек, входивший в это общество, стремился занять высшее положение и от этого приходил в столкновение с другими и после ссор, иногда – драк, узнав свои и чужие силы, занимал то место, которое по его относительной силе подобало ему. То, что совершается и во всяком другом обществе, в каждом государстве – совершалось здесь, только гораздо очевиднее – совершалось то непостижимое сближение людей вследствие близости друг к другу. Совершалось то, что испытывает каждый человек, просидев в одной комнате несколько часов с другими людьми, когда входит новый человек. Новый человек – чужой, а те, с которыми пробыл три часа – [свои], и новый человек чувствует это и робеет в словах и походке. Совершалось то, совершенно тожественное притяжению атомов и отталкиванию атомов. После недели пребывания247 Пьер почувствовал, что это все свои – совершенно свои, а остальные, даже русские – совсем чужие, такие же чужие, как французы, и более чужие, чем французы, ходившие в караул.
* № 260 (рук. № 96. T. IV, ч. I, гл. XII, XIII, ч. 2, гл. XII).248
III
Когда Пьера ввели к новым товарищам в балаган на Девичьем поле, на лице его еще были признаки испуга, страданья, покоренности – было общее выражение преступности, которое, независимо от виновности или невиновности, бывает на лицах людей, поставленных в положение преступников.249
Пьер, остановившись посередине балагана, оглядывал вокруг себя.
– Милости просим в наши хоромы. У нас житье хорошее. Милости просим, соколик, – вдруг послышался Пьеру из угла балагана приятно-ласковый и спокойно-веселый голос, очевидно к нему обращавшегося человека.
Пьер оглянулся на голос и в углу балагана увидал250 среднего роста человека251 в солдатской шинели и лаптях. Человек этот сидел, подвернув ноги калачиком,
Выражение лица Пьера стало еще более робкое и жалкое, когда