Когда мы вернулись в участок, мама встретила меня в каморке, предназначенной для переодевания. Я промокла до костей, от холода не попадал зуб на зуб. Уже больше суток я не спала.

      – А тебе известно, что запах состоит из мельчайших частиц, которые отделились от объекта? – спросила я маму, стаскивая твое платье. – Мы когда-то в школе проходили.

      Мама безразлично покачала головой. Знаешь, посреди мокрой улицы я вдруг вспомнила этот факт и мне в голову пришло, что платье сохранило твой запах именно потому, что крохотные частички тебя застряли между тонкими волокнами ткани. Выходит, думать, что ты рядом, вовсе не было нелепостью. В некоем жутком смысле ты все-таки находилась со мной.

      – Разве непременно нужно было изображать ее обтрепой? – укорила меня мама.

      – Мамочка, Тесс выглядит так на самом деле. Что толку устраивать маскарад, если ее никто не узнает?

      Мама прихорашивала нас перед каждой фотосъемкой. Даже когда мы приходили на дни рождения к другим детям, едва завидев объектив фотоаппарата, она успевала быстро вытереть наши перемазанные шоколадом рты и больно провести карманной расческой по волосам. Уже тогда она постоянно говорила тебе, насколько лучше ты станешь выглядеть, если будешь «стараться, как Беатрис». А я испытывала от этих слов гадкое удовольствие, ведь если бы ты действительно постаралась, твоя красота на моем невзрачном фоне бросилась бы всем в глаза. Вдобавок мамины упреки в твою сторону служили своеобразным комплиментом мне, а комплиментами она меня не баловала.

      Мама отдала мне кольцо, я надела его на палец и почувствовала приятную тяжесть золотого ободка, как будто Тодд взял меня за руку.

      В раздевалку вошла констебль Вернон; ее лицо блестело от мокрого снега, а румяные щеки еще больше раскраснелись.

      – Спасибо,