Он сказал это грубее, чем собирался. Алессандро услышал в своём голосе злость, словно это она, а не он сам, виновна в его рассеянности. Словно это она виновна в том, что сегодня он убил собственную жену. Что получил при всех по лицу. Словно это она виновна в том, что все (а сегодня он был в этом уверен) абсолютно все женщины – подлые, лживые змеи, готовые ужалить исподтишка, стоит лишь чуть продавить слабину.

      Она ничего не ответила ему, только замедлила шаг и споткнулась. Её нога завернулась набок, слетев с высокой шпильки. Женщина неловко замахала руками, но выстояла. Алессандро заметил, что каблук у неё сломан. Он оглядел её снизу доверху: её темно-бордовое платье было измято и испачкано, бретель на правом плече была надорвана, и платье то и дело соскальзывало вниз, обнажая высокую полную грудь – девушка постоянно поправляла ткань, пытаясь сохранить приличный вид. Он увидел тёмные пятна на её коленях. Подойдя поближе, понял, что это ссадины – наверное, она уже не раз падала сегодня. У неё были синяки на плечах, на лице – чёрные разводы туши, из истрепавшейся причёски выбились локоны. Затравленная, напуганная, избитая, она не выглядела бродяжкой или женщиной из низов. Дальше по дороге располагался весьма приличный Кенвуд – район, где в своё время обитал Барак Обама. Она шла оттуда. Наверное, она из местных. Кто-то из этих зажравшихся американских коммерсантов, вконец озверевший от безнаказанности, поднял руку на женщину. Безотчетным жестом руки Алессандро потёр шею, словно на ней всё удавкой висел галстук, валяющийся теперь на сиденье машины. У них так не поступают. У них женщин не бьют. Женщин убивают выстрелом в грудь…

      – Мисс?

      Она остановилась, но так и не подняла на него взгляда.

      – Что случилось?

      У неё вдруг мелко затряслись плечи. Её рот, слишком крупный для