Люди редко примиряются с постигшим их унижением: они попросту забывают о нем.

      Много говорят лишь о тех мыслях и книгах, которые интересны многим.

      Молодые люди меньше страдают из-за своих оплошностей, чем от благоразумия стариков.

      Молодые люди плохо знают, что такое красота: им знакома только страсть.

      Монахами становятся из набожности, а солдатами – из нечестия, но затем те и другие исполняют свои обязанности почти всегда по необходимости или по привычке.

      Мы без особого труда прощаем вред, причиненный нам в прошлом, и бессильную неприязнь.

      Мы делаем вид, будто нам лень завоевывать славу, и при этом лезем из кожи ради ничтожной корысти.

      Мы знаем за собой много такого, о чем люди всегда умалчивают, и угадываем в них то, о чем умалчиваем сами.

      Мы не в силах пренебречь презрением окружающих: у нас слишком мало самолюбия.

      Мы не доверяем даже умнейшим людям, когда они советуют, как вести себя, но не сомневаемся в непогрешимости собственных советов.

      Мы не любим, когда нас жалеют за совершенные нами ошибки.

      Мы не очень печемся о благополучии тех, кому помогаем только советами.

      Мы не понимаем, сколь притягательны сильные страсти. Нам жаль людей, живущих в вечной тревоге, а они презирают нас за то, что мы не знаем тревог.

      Мы не так домогались бы всеобщего уважения, когда бы твердо знали, что достойны его.

      Мы редко вдумываемся в чужую мысль; поэтому, когда нам самим приходит такая же, мы без труда убеждаем себя, что она совершенно самобытна – столько в ней тонкостей и оттенков, которых мы не заметили в изложении ее автора.

      Мы так многое в жизни презираем, чтобы не исполниться презрением к самим себе.

      Мы укоряем обездоленных, дабы не обременять себя состраданием.

      Мысль о смерти вероломна: захваченные ею, мы забываем жить.

      Надежда – единственное благо, которым нельзя пресытиться.

      Нам приятны порой даже такие похвалы, которым мы сами не верим.

      Нас оскорбляет не столько презрение глупцов, сколько пренебрежение людей умных.

      Настоящие политики лучше разбираются в людях, нежели те, что подвизаются на поприще философии; другими словами, именно политики – настоящие философы.

      Наше суждение о других не так изменчиво, как о самих себе.

      Наши поступки менее добры и менее порочны, чем наши желания.

      Нашу снисходительность мы приберегаем для праведников.

      Неглупые дурнушки часто злы: их гложет досада на свое безобразие, ибо они видят, что красота восполняет любой недостаток.

      Нелегко ценить человека так, как ему хочется.

      Немного здравого смысла – и от глубокомыслия ничего не останется.

      Необходимость избавляет нас