1973 год. 19 августа. 22:20

      Квартира скульптора Берешко напоминала выставочный зал. Причём зал, в котором давно не наводили порядок. Куприянов передвигался осторожно, глядя под ноги. Не ровён час споткнешься в сумерках о часть тела какой-нибудь величавой скульптуры и лоб расшибёшь.

      Сам Берешко, маленький, усатенький, с блестящей синеватой лысиной, ходил нервно из стороны в сторону, похрустывая пальцами. Василию даже было немного боязно за скульптора, не дай Бог сломает рабочий инструмент.

      Зиновьева устроилась в обитом полосатым атласом богатом кресле и опрашивала домработницу скульптора. Женщина, явно не понимающая, что от неё надо, отвечала сбивчиво, немного заикаясь. Зиновьеву это вовсе не раздражало. Она часто в своей работе встречала подобную категорию людей, которые будучи абсолютно не виновными, почему-то в этом сомневались.

      Куприянов подошёл к Татьяне Спиридоновой, эксперту, которая спустилась со второго этажа.

      – Тань, ну что? – спросил он.

      Татьяна отрицательно покачала головой.

      – Есть кое-что, – сказала она и направилась к Зиновьевой.

      – Что, Таня? – не отставал Куприянов

      – Там, около лестницы, нашла след от большого ботинка. Размер примерно сорок четвёртый. Точнее позже.

      – Думаешь след вора?

      – Скорее всего. Это уже вы сами выясняйте.

      – А замок?

      – Замок заберу для экспертизы. Может там ещё какие-никакие следы будут.

      Тут вернулся Витя Рыбак. На лице его радости не было.

      – Похоже на висяк, – сказал он обречённо. – Никто ничего не видел и не слышал.

      – То же самое, что и две недели назад, – сказал Василий. – Тоже никто и ничего.

      – И так же открыли ключом, – продолжил Рыбак, – и так же взяли только деньги и золото. Ты знаешь, что этот скульптор на днях Госпремию получил?

      – А это сколько? – поинтересовался Куприянов.

      – Это, Василий, много.

      – А если серьёзно.

      – Я слышал десять тысяч.

      Куприянов свистнул. Зиновьева тут же подняла голову и строго посмотрела на оперативников.

      Утром в отделе все ждали Панкратова. Он вернулся от начальника управления ближе к девяти утра. Был хмур и как всегда с нечесаной копной на голове. Вернее, он их расчесывал, но они ложились по-своему усмотрению. Либо не ложились вовсе. Недобрым взглядом посмотрел на своих подчинённых.

      – Не кажется ли вам, доблестные милиционеры, – начал он свою речь, – что тучи грозовые собираются над нашим отделом? Этот скульптор Баряшко…

      – Берешко, – поправил Илью Петровича Подгорный.

      – Правильно,