Любил – и не помнил себя, пробудясь,

      Но в памяти имя любимой всплывало,

      Два слога, как будто их знал отродясь,

      Как если бы за ночь моим оно стало;

      Вставал, машинально смахнув одеяло.

      И отдых кончался при мысли о ней,

      Недолог же он! И опять – наважденье.

      Любил – и казалось: дойти до дверей

      Нельзя, раза три не войдя в искушенье

      Расстаться с собой на виду у вещей.

      И старый норвежец, учивший вражде

      Любовной еще наших бабушек, с полки

      На стол попадал и читался в беде

      Запойней, чем новые; фьорды и елки,

      И прорубь, и авторский взгляд из-под челки.

      Воистину мир этот слишком богат,

      Ему нипочем разоренные гнезда.

      Ах, что ему наш осуждающий взгляд!

      Горят письмена, и срываются звезды,

      И заморозки забираются в сад.

      Любил – и стоял к механизму пружин

      Земных и небесных так близко, как позже

      Уже не случалось; не знанье причин,

      А знанье причуд; не топтанье в прихожей,

      А пропуск в покои, где кресло и ложе.

      Любил – и, наверное, тоже любим

      Был, то есть отвержен, отмечен, замучен.

      Какой это труд и надрыв – молодым

      Быть; старым и всё это вынесшим – лучше.

      Завидовал птицам и тварям лесным.

      Любил – и теперь еще… нет, ничего

      Подобного больше, теперь – всё в порядке,

      Вот сны еще только не знают того,

      Что мы пробудились, и любят загадки:

      Завесы, и шторки, и сборки, и складки.

      Любил… о, когда это было? Забыл.

      Давно. Словно в жизни другой или веке

      Другом, и теперь ни за что этот пыл

      Понять невозможно и мокрые веки:

      Ну что тут такого, любил – и любил.

      Испорченные с жизнью отношенья

      Не скрасит мела снежного крошенье,

      Намыливает лишь сильней петлю.

      Не позвонишь ей в день рожденья,

      Не скажешь: «Глупая, помиримся, люблю!»

      Она теперь с другими дружбу водит

      И улыбается другим.

      Мы что-то поняли в ее природе,

      Чего стесняется она, изъяна вроде,

      Порока вроде, – вот и льнет не к нам, а к ним.

      Ей с ними весело, а мы с ней сводим счеты.

      Уличена во лжи, как мелкое жулье,

      Забыла ноты,

      Стихи, запуталась, превысила расходы,

      И в унижении мы видели ее.

      И это – мелочи, и если называем

      Их, то с тем умыслом, чтоб сути не задеть.

      Петляем.

      «С какою нечистью…» – И фразу заметаем

      Снежком, наброшенным на эту тьму, как сеть.

      Где